Размер шрифта
-
+

Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки - стр. 20

Свалила меня непонятная болезнь надолго, да так, что течение ее не могу вспомнить и по сей день. Врезалось в память только ощущение выздоравливания. Лежа на гопчике, я рано проснулась от того, что подмышечные бубоны мои прорвало, обильно хлынул из них гной. Мои руки были запрокинуты за стриженную наголо голову, от того бубоны, освободившись от скверной вязкой жидкости, замочили голову и шею. Мне стало легко, я открыла глаза и обвела взглядом наш низ. Никого нет, тишина, все на работах. Все мое маленькое бессильное существо захотело есть и встать самостоятельно, без поддержки. Но хватит ли моих силенок? Потихоньку спустилась с гопчика и уже непривычно для себя пошла босиком по избе. Все до боли было знакомо, никаких изменений, все на своих местах. Почему-то пришла в голову мысль снять со стены висевшее на гвоздике маленькое зеркало. Осторожно влезла на лавку, сняла его и поставила перед собой на стол. На меня смотрело маленькое, худое, чужое личико величиной с мою ладошечку. Неужели это я? Болезнь изуродовала меня и сделала неузнаваемой для самой себя. Но самым страшным оказались подмышечные впадины. Я подняла левую руку, из впадины выпал как будто пустой мешочек моего тельца величиной с куриное яйцо. Я погладила его, ведь это было мое тело. В это время в избу вошла мама с караула. Она оцепенела, потом подошла ко мне, осторожно усадила на лавку рядом с собой и заплакала. Плакала она громко, но без слов, я молчала, прижавшись к ней. И было ясно, что, несмотря на разницу в возрасте, в опыте жизни, мы понимали друг друга.

Помню, как пришла наша фельдшерица и сообщила, что я поборола туляремию и больше никогда не заболею. Сейчас я знаю, что она от грызунов, но тогда фельдшер не сказала нам всей правды, что, впрочем, было свойственно для того времени. Потом мама радостно сообщила, что на дворе много света и вот-вот наступит весна.

– Ты долго хворала, а сейчас пора выходить на солнце, оно для нас главный лекарь.

Мама собрала меня и повела за ворота. Теплый ветер повеял в лицо. Отвыкшая от яркого света, я зажмурилась. Уходить с улицы не хотелось. Скоро зазвенит капель, повиснут с крыши огромные сосульки, а потом будут падать со стеклянным звоном. Мне казалось, что я только что родилась заново и все надо начинать сначала. До сих пор моя маленькая жизнь была как будто не наяву, а в чужом жестоком сне. И эта уходящая из меня жизнь постепенно вновь возвращалась. Ослепленная радостью выздоровления, я жадно дышала, вбирая в себя свет, тепло, жизнь. Мама, стоя рядом, рассказывала:

– Ты так хворала, а я беспрестанно ходила на работу. Разу не дали с тобой ночевать, говорили, что ночью ты не одна в избе, а в колхозе людей не хватает. «Разве посадим тебя за дочерью ухаживать, этак и все садиться начнут, а кто планы в колхозе выполнять будет? Девчонка ночью все одно спать будет, что с тобой, что без тебя. Выживет так выживет – ты тут ни при чем».

Мама молча глотала слезы.

– Какая болезнь к тебе привязалась, я сроду такого чуда не видала. Разве ее не матери надо лечить?

И сама же отвечала на свой вопрос, что она бессильна, а мы никому не нужны.

– Умирайте, одним едоком меньше. Мы и так все болезни на ногах и на работе лечим. Спасибо фельдшеру, она приходила, порошки стрептоцида давала. Слава Богу, не перевелись еще добрые люди, хоть в поганой жизни кувыркаемся. Время летит быстро, Таня. Летом пойдешь со мной пастушить на природу, на простор, дышать вольным воздухом. Вместе мы все напасти одолеем.

Страница 20