Живая вода - стр. 23
– Нет, я должна к ней сходить, – неожиданно сказала Наташа вслух и с испугом уставилась на Рему.
– К кому? – поинтересовалась Рема почти безразлично, а не ответить почему-то было невозможно.
Проделав на запотевшей банке ломаную прозрачную дорожку, Наташа вздохнула:
– К Кате. Надо хотя бы узнать: как она там? Разве нет?
– Было б плохо, так пришла бы.
– Может, как раз и нет. Вы что, Катьку не знаете? Она из таких. Забьется в раковину и подохнет от тоски… Она ведь Рак по гороскопу. Они самые чувствительные…
Словно вынужденно сдаваясь, Рема пробормотала:
– Ну ладно… Сходи. Сейчас, что ли? Тогда Светку в зал пришли, заболталась совсем.
«Арни спит с ней, гад такой!» – Наташу так и подмывало сказать об этом Реме, но она подозревала, что Арсению тоже найдется, в чем ее уличить… Лучше уж не трогать этот злой клубок взаимных подозрений. Было противно только, что все это происходит в одной семье под одной крышей. Себе Наташа никогда такого не позволила бы.
– Кате-то не проговорись, – сказала Рема ей в спину.
– О чем?
– Знаешь ведь… Что он опять со Светкой… путается, по-другому и не скажешь.
– Так вы знаете? – У нее от страха пересохло во рту: «А что еще вы знаете?!»
– А то Светка у нас такая скрытница!
– Так это она проболталась, – выдохнула Наташа.
Если б ей удалось однажды заглянуть в мысли Ремы, она обнаружила бы еще много неожиданного. В них, как в большом доме, где открыты все двери, вместе жили все дорогие ей люди. Рема прислушивалась к тому, что они говорят, за каждым признавая право на свою правду. Может, тоном она и не одобряла того, что делает с ее сыном Катя, но в душе робко восхищалась этой женщиной, уважающей себя настолько, чтобы предпочесть страдание унижению.
Отпуская очередную порцию мороженого, она переключилась в мыслях на Светку. На холодные шарики полился абрикосовый сироп… Вот она – Светка. Кожа такая же белая, не теплая на вид и какая-то ватная, а волосы желтоватые. Против Кати – пугало огородное, иначе и не назовешь, а вот гляди-ка… Рема вздохнула: поди разбери этих мужчин! Хоть и сын, и любимец, а где уж его понять. Ради какой-то жалкой минуты радости (да и радости ли?) взял и пожертвовал… всем. Получается, всем.
Рема не пыталась дознаться, как это у них произошло. По ней, так все это всегда одинаково происходит… Задним числом она корила себя: видела ведь, к чему дело идет. Может, сам Арни не понимал… Скорее всего, и Катя не замечала. Даже Светка наверняка не могла знать: выйдет что или нет. А Рема все видела… Как то и дело ее младшая сноха, будто невзначай, оказывалась рядом с Арсением то в коридоре, то на кухне… Как всегда напрашивалась съездить с ним за продуктами… Как в любой маломальский праздник целовала его непременно в губы… И не оторвать ведь ее было, пока он сам не начинал смеяться. Вот и досмеялся… Когда они вместе уезжали на базу, Реме не требовалось слишком напрягаться, чтобы представить вечно раздвинутые Светкины колени, и левое, конечно, то и дело прижималось к руке Арни, лежавшей на рычаге скорости.
Светка все проделала с тщательностью: она цепляла петлю за петлю и вывязывала новый узор их жизни, которого никто, кроме нее, целиком не видел. Арни ужаснулся бы, если б только представил, что из всего этого получится. Может, у него и возникали мысли: «У всех ведь это бывает…» И они тешили Арни, вот он и забыл о том, что всю жизнь стремился быть не как все. Потому и Зайцем обрядился – далеко не каждый на это решился бы. Стоило ему уподобиться «всем», и он стал таким же, как эти самые «все»: несчастным и одиноким.