Живая вода - стр. 19
«Они всегда будут винить только меня. – Ей стало еще горше. – То, что сделал Арни, для них не грех. Житейское дело…»
Потянувшись, она сняла один цветок, потом другой… За ней наблюдали, не говоря ни слова, даже Арни притих. Собрав все хризантемы, Катя прижала букет к груди – последний свидетель! – и, стараясь смотреть туда, что было уже за Арни, сказала:
– Спасибо тебе. Береги мой кактус.
– Ты уходишь?
Вид у него был совершенно потерянный. «Хочу погладить!» Стиснув крепкие стебли, Катя кивнула:
– Ухожу. Я ведь не аквариумная рыбка.
– Я и не надеялся, – ответил Арсений, хотя ясно было, что да, да! Конечно, надеялся!
– Зачем? – спросила Катя и, уже отойдя от них, вспомнила, что тем же самым вопросом и встретила его сегодня.
Глава 4
Прости, мой любимый… Я знаю, что не должна поступать с тобой так, это против правил. Но ведь и то, что сделал ты, против правил. А какие правила существуют в любви? Пожалуй, только одно: ты и я. Ты ввел в эту несложную формулу третьего. В свою очередь я перечеркиваю все слагаемые. Теперь есть ты. И есть я. Отдельно. И между нами та бесконечность, которую не могут преодолеть обыкновенные числа. Их еще называют простыми, хотя о тебе я не сказала бы так… Мы – одинокие числа, которые когда-то были людьми. Но ты еще не догадываешься об этом.
Когда-нибудь я хотела бы все вспомнить… Может быть, перед смертью, когда все земные боли растворятся в том свете, что нам обещают – за. И боль по имени Арни перестанет тянуться прямо сквозь сердце смоченной в кислоте прочной нитью. Кто-то равнодушно дергает ее: вверх-вниз. Но перед смертью эта боль уже не испугает меня. И когда я буду застрахована от нее скорым бесчувствием, мне хотелось бы вспомнить…
Что в первую очередь? Зеленые хризантемы? Твой взгляд ребенка, который искренне верит, что его не обидят, и все-таки чуточку просит об этом? Или припухлость родинки на щеке? Или голос, который произносит совсем тихо: «Котька ты моя…»? Для того, чтобы выбрать одно, нужно поступиться всем остальным. Это невозможно. Ты не делишься на части. И потому я отдаю тебя целиком.
Прости, любимый. Я знаю, что ни ко мне, ни к тебе воспоминания уже не вернутся. Сегодня мы забудем, как встретились на аллее, где росли вязы и откуда-то взявшийся тоненький дубок. Он был такой трогательный, такой одинокий среди сибирских деревьев, которым он был чужим, что невозможно было не остановиться. Я засмотрелась на него, а ты с приятелями проходил мимо и вдруг сказал: «Господи, какая обалденная девчонка!»
Это была смешная и неуклюжая фраза, но именно эта ее угловатость и заставила меня поверить, что это восторг без прикрас. Тебе некогда было подыскивать слова поизящнее, ведь тебя переполнило. И перелилось в меня – юную медичку, посмеивающуюся надо всякими «любовями».
Мы тоже смеялись, и много, но только не над этим. А над чем – я уже и не помню. Сегодня мы забудем и сам смех. Но и слезы забудем тоже, вот ради чего я это делаю, хоть и не могу объяснить тебе этого. Жаль только, что нам не удастся вспомнить и то, как ты впервые нарядился Зайцем, а я – Кенгуру. И мы, давясь смехом, выпрыгнули из кафе на улицу и принялись кричать, точно заправские зазывалы. А от нас шарахались или спрашивали, не проводим ли мы беспроигрышную лотерею.
Мы и вправду верили, что проводим, только никого не приглашали в ней участвовать. Как только ты позволил присоединиться постороннему, мы оба проиграли. Может, в чем-то выиграла она. Но мы с тобой проиграли нашу жизнь.