Размер шрифта
-
+

Жители ноосферы - стр. 10

– Адреса мужа у вас нет?

– Какой он мне муж! На Дашку алименты забыла, когда и переводил последний раз. Небось, работает там без трудовой. А может, уж и не жив… Мне, что ль, по-вашему, дел больше нет, как ему письма писать?

Резонно.

Хватит ли мне подписей трех Митяевых?


Я кладу на стол Нине Семеновне отказы ближайших родственников от той, кому лишь предстоит оконкретиться в человеческую единицу.

– Как ее зарегистрировать в ЗАГСе? Или где там?

– Ты все же решилась?

– Не отговаривайте. Помогите. Любые деньги!

– Прекрати, дуреха! Зарегистрируем, потом с тобой начнем работать. Заявление о желании войти в ряды кандидатов на усыновление напишешь…

Мое заявление ложится сверху.

…– Митяеву Елену Павловну? С присвоением ей фамилии Степнова?

– Да. Пусть ее зовут Еленой.

Пашке нравилось это имя.

Нина Семеновна сморкается ни с того ни с сего. И очень сурово говорит:

– Ну, тогда справки начинай собирать. И медицинские, и социальные, и об окладе…


Свидетельство о рождении Митяевой Елены Павловны у меня на руках.


– Инна! – орет дядя Степа, когда я в очередной раз отпрашиваюсь на заседание очередной комиссии по ставшему моим до подкорки вопросу. – Ты последнее время совсем не работаешь! Я тебя уволю к чертовой матери!..

– А вы у нее спрашивали – я ей нужна? – роняет мой поганый язык, и дядя Степа раздувается, как аэростат на старте – вот-вот взлетит и сбросит на меня бомбу монаршего гнева. Но меня куда больше заботит, признают ли мои жилищные условия и месячный доход достаточными, чтобы отдать мне моего ребенка.


Она еще не может говорить, но тянется ко мне цепкими лапками, и в ее молочном прищуре мне мерещатся желто-зеленые Пашкины глаза. Они задираются: «Ну, что будем делать, маленький храбрый заяц?».


Я тоже не лох последний – об этом вслух не говорят, но кое-какие деньги в неподписанных конвертах подсунуты кому надо. Иначе, боюсь, дело было бы признано спорным. А еще мы с Ниной Семеновной сочинили премилую историю Ленкиного появления на свет, в которой фигурировало мое журналистское знакомство с Дашкой, сердечное покровительство последней и гуманистическая невозможность пройти мимо чужой беды. Подтвердить ее трудно. Опровергнуть и вовсе нельзя.


Меня просветили Х-лучом официальных органов и ничего противосоциального не нашли.


Кнопке Ленке я купила коляску. Под вечер мы чинно гуляем по парку.


…Не верю! Глазам своим репортерским не верю!

«…удовлетворить ходатайство Степновой Инны Аркадьевны об удочерении Митяевой Елены Павловны, родившейся 4 мая 1999 года, с присвоением ей фамилии Степнова.

26 августа 1999 года».


Заключительный аккорд в музыкальной пьесе, что все лето разыгрывалась на моих нервах.


Я снова и снова вынимаю бумаги, таращусь в них: не верится! А вот Игорь Елкин сразу поверил:

– Ну что, причитается с тебя… мать-героиня?

Бумерангом летает это прозвище. Я его бросила, не думая, а оно ко мне же и вернулось.

– Потом. Не сегодня. Надо маму и дочку обрадовать.


Сбросила, в общем, коллег, рвавшихся пропить со мною вместе виртуальное рождение Ленки, с хвоста, – якобы, тороплюсь. Но ведь соврала – недорого взяла! Не доехав до дома, выскочила из троллейбуса, шпионски озираясь, и нырнула в парк так называемой культуры и отдыха (на самом деле это парк бескультурья и безобразий, но еще довольно рано). Купила баночку джин-тоника и побрела по чудом сохранившейся аллее со следами асфальта, пытаясь примерить себя к новой роли.

Страница 10