Жили два друга - стр. 34

А если колонна в тридцать шесть моторов появится над полем боя, достаточно двум четверкам на бреющем проштурмовать зенитные точки, и небо будет свободным для атаки. Весело вести самолет в такой грозной колонне!

Демин слушал бодрую песню мотора и вел самолет по прямой настолько точно, что ручкой почти не приходилось делать движений. В голове у него рождались не совсем гладкие, но звучные, как ему думалось, стихи. Казалось, не он их придумывает, а кто-то другой быстро и настойчиво вколачивает в сознание, как гвозди в податливую стену. И он уже напевал про себя:

«Знал бы этот хвастунишка Пчелинцев, какие иногда вирши его командир экипажа выдает, – с гордостью подумал о себе Демин, следя за интервалами, – а то полагает небось, что я сухарь, поборник уставов. А, да черт с ним! А в его отношения с Заремой надо вмешаться. Пусть пореже строит ей глазки. Не нужна мне такая любовь в экипаже. Только как это пресечь?» И Демин вздохнул, подумав, что здесь он совершенно бессилен.

Мотор его «тринадцатой» гудел ровно и ободряюще. На высоте тысяча двести метров шел на запад, к линии фронта, боевой авиационный полк. Тридцать шесть горбатых зеленых Илов. Тридцать шесть летчиков.

Тридцать шесть воздушных стрелков.

И одна девушка.

«Милый ты мой воздушный заяц!» – думал о ней Демин.

История с незаконным перелетом Магомедовой на новый аэродром стала известна командиру полка, и он вызвал к себе Демина. Было это среди дня, в обеденный час, когда в штабной землянке толпились летчики, ожидавшие дежурной машины, чтобы ехать в село, где находилась столовая. Когда Демин вошел, подполковник Заворыгин, мрачный, сидел за столом, узкая его ладонь с набрякшими венами лежала на полевой карте.

– Всех прошу выйти, – сказал он, не обратив никакого внимания на доклад лейтенанта Демина. Когда землянка опустела, он кивнул Николаю на табуретку и спросил: – Зачем девку посадил в кабину?

У Демина похолодело внутри. Подполковник был хмур, короткая его прическа воинственно топорщилась, серые глаза буквально буравили.

– Для тебя что – уставы летной службы не обязательны?

– У нее нога болела, – тихо выдавил лейтенант. – Вывихнула.

– Сдал бы врачу.

– Чтобы он оставил ее в госпитале, а потом и совсем бы отчислили из части?

– Ну и что же. В любом полку оружейницы нужны.

Демин вскинул голову и перешел в наступление.

– Она отличная оружейница. Разве можно разбрасываться такими? И потом она к нам так привязалась.

– К кому это – к нам? – насмешливо уточнил Заворыгин. – К тебе, что ли?

Демин зло сузил глаза.

– Я так и знал, что вы плохое подумаете. А ее весь экипаж уважает. За характер и за то, что она такая чистая, искренняя!

Заворыгин потянулся за папиросой.

– Смотри, однако, как ты защищаешь свой экипаж. Муш-ке-тер, ничего не скажешь. Но ведь летные инструкции нарушать-то нельзя, иначе у нас не полк, а черт знает что будет.

– Накажете? – мрачно опустил голову Николай. Он до ушей покраснел от одной мысли, что история с перелетом Заремы станет достоянием всего полка и тогда ему и ей не дадут прохода. Заворыгин отложил папиросу. Странные отношения связывали Заворыгина и Демина. Сколько доброго сделал Демину этот пожилой и с виду ворчливый человек, умудренный прожитыми годами! И делал это доброе тихо и незаметно, так что не сразу мог догадаться Николай, что строгостью и напускной придирчивостью Заворыгин его воспитывает. Из уст самого подполковника услышал как-то скупой рассказ про то, как помер много лет назад в тесном номере дальневосточной гарнизонной гостиницы от дифтерита сын его Витька. На глазах у летчика задушила мальчонку подлая болезнь, от которой в ту пору не было у человечества надежной защиты. Помнится, что, рассказав об этом, спросил тогда будто невзначай: