Жила, была: Историческое повествование о Тане Савичевой - стр. 7
– Я бы на ее месте давно на него рукой махнула, – включилась заинтересованно мама. – Такой девушке проще простого свою жизнь устроить.
– Внешностью, характером – куда уж лучше, – пустилась агитировать бабушка. – И не посторонняя какая-нибудь, на одном заводе трудитесь. Не ценишь, не видишь, даром что очки на носу.
Лека предупредительно выставил ладонь:
– Ниже пояса не бить.
Сильная близорукость – Лёкина беда. Разлучила с любимым футболом, закрыла мечту стать радистом-полярником, превратила в белобилетника, то есть негодного для службы в армии.
Бабушка потеребила русый вихор, произнесла назидательно и ласково:
– Разве я боль тебе причинить хочу? О счастье твоем пекусь. Двадцать четыре, а все в холостяках.
– Женюсь, бабушка, женюсь.
Пустил воду из крана над раковиной. Сильная струя ударила в зашарканную эмаль, во все стороны полетели брызги.
– Лека!
Он уменьшил поток, наклонил мускулистую спину, стал плескаться. Уже растирая плечи жестким полотенцем, вспомнил о подарке, припасенном загодя и спрятанном в одном из ящичков необъятного буфета.
– Прости, бабушка, забыл! – и направился в комнаты.
Мать шикнула вслед:
– Потише там, девочек не разбуди.
– А я уже здесь!
На пороге кухни стояла Таня. Глазища сияют, точно не со сна, а с прогулки человек явился. И – сразу к бабушке с поздравлением.
Бабушка медленно-медленно развернула сверток. В нем оказалась пластмассовая фигурка, восточная девушка с кувшином.
Евдокия Григорьевна любила всякие безделушки, в доме было множество статуэток из фарфора, керамики, стекла, деревянных и металлических. Пастушки с ягнятами, мальчики со свирелями, собачки, птицы, котята в корзинках, лилипуточки в кринолинах и даже большой, полуметровой высоты рыцарь. Вообще, рыцарем его только называли, в действительности это был древний римлянин или грек, воин с копьем. Все Савичевы, конечно, знали про бабушкину слабость.
– Прелесть какая! И дорогая, видать, слоновой кости.
– Что ты, бабушка! – успокоила Таня, радуясь, что так удачно выбрала подарок. – Она из пластмассы.
– Не может быть. Такая тяжелая!
– Это подставка, много весит.
– Все равно замечательная вещь. Ну прямо как из Эрмитажа!
– Тогда вот тебе для пары еще одну турчанку-персиянку, – и Лека протянул точно такую же статуэтку. – И духи в придачу.
Нина – от себя и Миши – преподнесла теплый клетчатый платок, а Мария Игнатьевна – нарядный передник собственной работы.
– Вконец задарили, – растрогалась бабушка.
– А кто-то еще должен что-то подарить, – интригующе сказала Таня. Она имела в виду дядей и Женю.
Женя
После замужества старшая сестра переселилась на Моховую улицу. Однако не сладилось у нее с Юрием, разошлись. Женя осталась одна, в доме на Васильевском бывала по воскресеньям и праздничным дням и приезжала обычно к обеду. Бабушку поздравить явилась утром.
– Где ты раздобыла этакое чудо? – Бабушка со всех сторон разглядывала старинный фарфор – чашку с блюдцем. Синий кобальт с золотом, в овальных рамочках цветные миниатюры, кавалеры и дамы на фоне королевского замка. – В Гостином и Пассаже такие не продают.
– В комиссионке, – небрежно пояснила Женя. Она понимала в вещах, но была к ним равнодушна.
– Уйму денег, должно, ухлопала. – Бабушка радовалась и, одновременно, беспокоилась: издержалась Женя сильно. Скромный заводской архивариус, много ли получает? Такой фарфор треть зарплаты поглотил. – Сколько ж ты заплатила, Женечка?