Жестокое милосердие - стр. 25

Не дожидаясь приглашения, в кабинет входят сестры Беатриз и Арнетта.

– Отправляйся с сестрами, они тебе выдадут все необходимое, – говорит аббатиса. – Потом вы все пойдете к сестре Вереде. У нее было об этом видение, Исмэй. Она расскажет все, что ты должна знать. Потом ты присоединишься к господину Крунару во дворе…

– Да, матушка. – Я снова почтительно склоняюсь, потом выхожу вместе с монахинями, чуть не подпрыгивая от возбуждения.

– Сперва в оружейную, – едва выйдя в коридор, объявляет сестра Арнетта.

– А по-моему, ее для начала следовало бы одеть, – возражает сестра Беатриз. – Если нет платья, как ты решишь, какое оружие можно под ним спрятать?

– Тоже верно, – говорит сестра Арнетта, но у нее вырывается вздох, и я начинаю думать, что женские искусства сестры Беатриз нравятся ей ничуть не больше, чем мне.

Тем не менее, когда мы добираемся до чулана во владениях сестры Беатриз, у меня отваливается челюсть. Здесь я ни разу еще не была. Кругом платья всех мыслимых цветов и покроев. Они висят на деревянных гвоздях и лежат стопками. Шелк, бархат, парча… Чего только нет!

Сестра Беатриз уже высмотрела что-то среди этих сокровищ.

– Вот! Пожалуй, это подойдет!

Она выдергивает из груды бархатное одеяние красновато-коричневого, осеннего цвета. Перед корсажа весь вышит золотыми и зелеными нитками; подобной красоты я еще не видала. Сестра прикладывает ко мне платье и щурится, после чего отрицательно качает головой.

– Нет. В нем твоя кожа выглядит землистой.

Я не очень хорошо понимаю, что значит «землистая», но платье до того нарядное – я с сожалением провожаю его глазами, когда оно шлепается в общую кучу.

Затем ко мне прикладывают парчовое платье глубокого красного цвета. На мой вкус слишком яркое.

– Может, сразу знак у меня на лбу нарисуете? – ворчу я.

Беатриз хмыкает:

– По-твоему, явиться черной вороной на павлиний бал – это верх скрытности?

– Нет, сестрица.

Она снова хмыкает, на сей раз довольная, что я поняла. После этого платья следуют одно за другим. Их десятки, и все оказываются слишком широки, или коротки, или цвет ее не устраивает (либо меня). Наконец Беатриз откуда-то извлекает пурпурно-красное бархатное одеяние и расправляет его на вытянутых руках. Они с сестрой Арнеттой обмениваются взглядами.

– Вот это, по-моему, как раз!

Я хмурюсь:

– А где корсаж?

– На месте, только он очень низкий, – отмахивается сестра Беатриз. – В венецианском стиле. Дабы лучше подчеркивать твои женские прелести.

Сестра Арнетта тоже разглядывает платье, задумчиво постукивая пальцем по подбородку.

– С этим можно поработать, – заявляет она наконец, и сердце у меня падает.

Я отнюдь не уверена, что я готова с этим платьем «работать». Вернее, не с ним – в нем!

Однако спорить бессмысленно, и сестра Беатриз сует наряд мне в руки:

– Надевай, посмотрим, как будет сидеть.

Я удаляюсь в уголок, за ширму для переодевания. Платье несу осторожно, словно новорожденного младенца, страшась, как бы прикосновение пальцев не попортило нежную ткань.

Когда я стаскиваю серое облачение, сестра Беатриз перекидывает через ширму нечто из тонкой и легкой ткани.

– Вот, держи. Под это платье нужна сорочка поизящней твоей.

Мне не дает покоя присутствие двух старших женщин по ту сторону ширмы. Я сбрасываю с себя все и дрожу, оставшись совсем нагишом. Какое облегчение – скорее влезть в новую сорочку! Потом сверху вступаю в пышную бархатную юбку и затягиваю ленты на поясе. Просовываю руки в тесные рукава и даже удивляюсь: как на меня сшито!