Жестокий. Я не твоя. - стр. 4
С удивлением понимаю, что за окнами уже темно.
Я до сих пор будто в тумане.
Бреду в ванную. Встаю под теплый душ. Отчаянно стараюсь смыть с себя весь липкий страх, в котором я, как в коконе.
Только вот понимаю, что мой кошмар не закончился с пробуждением. Я просто вынырнула из одного в другой.
С силой тру лицо. До хруста.
Как будто это поможет проснуться мне по-настоящему в другой реальности!
Где все безоблачно и беззаботно. Счастливо.
Боже, ну почему я не могу просто спокойно жить?
Пусть даже просто работать. Одна растить ребенка. Разве я так много прошу?
Ладно, хватит жалеть себя.
Столько времени запрещала себе вспоминать прошлое. Думала только о том, что нужно сделать. Смотрела только вперед.
А теперь нахлынуло.
И, если я не стряхну это с себя, то точно утону!
Думай. Аня. Думай.
Я ему не нужна. И ребенок мой, – а он только мой, – для Германа лишь средство.
Он точно не будет о нем думать. Заботиться.
Он нужен ему только для того, чтобы использовать. И не более. Никаких хороших чувств у него к моему малышу не будет. И даже… Даже жалости.
Хотя о чем я?
Герман Ливанов на такие чувства не способен!
К тому же, у него будет другой ребенок. Тот, которого он будет любить От женщины…
Которую тоже, выходит, он любить и не переставал.
Был с ней и до того, как женился на мне. Во время нашего брака. И после. Даже траура положенного не выдержал!
Вместе с ней под руку появился на моих похоронах!
Господи, да лучше бы вообще не приходил! К чему это лицемерие!
Ладно. Не важно.
Сейчас нельзя допускать уколов этой новой боли.
Надо думать. Что-то решать.
– Ань, не спишь?
Короткий стук в дверь, а дальше Катя запросто заходит.
Двигается тихо. Спрашивает шепотом, едва приоткрыв дверь в комнату.
– Я здесь, Кать. Уже проснулась.
– Ох. Ну и напугала ты нас.
Катя смотрит с тревогой. Вначале ощупывает взглядом мое лицо, а после перебегает на живот.
– Все в порядке же с нашим малышом будет, да?
– Угу, – киваю.
Думаю о том, как он впервые толкнулся.
И это воспоминание Герман умудрился испоганить. Даже на нем оставить свое клеймо.
– Я тут вкусняшек принесла.
Катя привычно тянет руку к моему животу, но останавливает ее , так и не коснувшись.
– На двоих вам. Все вместе собирали. Для мамочки фрукты, – выкладывает из пакета на стол. – А для тебя, малыш, шоколад. Ты же его любишь.
Подмигивает, глядя на мой живот. И по-хозяйски отправляется к умывальнику мыть то, что принесла.
Девчонки , с которыми я работаю в отеле, все молоденькие. Примерно моего возраста.
Никто пока не замужем. Детей, естественно, тоже нет.
Поэтому все они так трепетно относятся к моей беременности. Мы вечно шутим, что у моего малыша будет не одна, а десять мамочек.
– Кать…
Меня озаряет.
– А помнишь, ты говорила, тебя куда-то в другую страну звали?
– Ты о той развалюхе?
Катя пожимает плечами.
– Точно. Там дом вроде был!
– Да ничего там интересного нет. Сестра с мужем чуть ли не вслепую тот домик купили. Радовались так, это же целый дом у моря! А по факту, развалина самая настоящая. Там и жить практически невозможно. И деревушка совсем крошечная там. Похуже наших самых захудалых сел. Ни работы, ни цивилизации, по сути. Потому и так дешево им эта « роскошь» досталась. Это мы тут картинки красивые в журналах смотрим и думаем, что в других странах все так прекрасно, прям сказка. А на деле многое похуже, чем у нас.