Жестокий муж - стр. 33
И дело даже не в том, что он это сделал, я смирилась с тем, что он просто псих. Но я понять не могу, почему я, почему он сделал это со мной?
И этот врач. Брат его. Я же видела в его глазах жалость, но надеяться на то, что он сообщит обо мне, бессмысленно. Он боится Саида. Они все его боятся! Но он смертный.
Господи, еще немного, пара сантиметров, и я бы повредила сонную артерию. Каких-то пара сантиметров, и я была бы свободна! Как и чуть раньше.
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — голос прорезается, и я просто кричу.
Перед глазами милая сучка с экрана, что заигрывает со Ждановым.
Они так быстро заменили меня. Раз, и нет Савельевой. Бесконечный конвейер, даже траура не объявили! Потому что я никто. Я никто! Всего лишь тело, которое захотелось психу. И никто, никто меня не спасет!
Дверь открывается, и входит Амина, а за ней несколько мужчин в рабочей форме.
Я застываю, обнимаю себя и смотрю, как мужчины, о чем-то переговариваясь, снимают зеркала с больших шкафов. Снимают картинки под стеклом. Снимают даже стеклянные статуэтки с полочек, оставляя комнату пустой и безжизненной. Сосуд для людей. Как я сосуд для чужого ребенка.
Я не знаю, сколько еще так простояла, смотря в место, где должно было быть зеркало.
Там раньше было мое отражение. Красивой, успешной женщины, всего добивающейся самой, несмотря ни на что, несмотря на отца-тирана и травму, которую нанес неизвестный.
Кто-то злой и незнакомый.
До сих пор берет страх, когда вижу во сне себя на утро.
Разбитая, в синяках, униженная, пустая.
Тогда, восемь лет назад в зеркале я не узнала себя.
Теперь я даже не вижу себя.
Холод пробирается под кожу, и я спешу под одеяло, прячусь, как делаю всегда, когда накрывает.
Когда все тело дрожит от страха, что тот ужас может повториться. Засыпаю беспокойным сном. Одеяло не греет, темнота надвигается все больше. Хочется кричать, хочется бежать, звать на помощь! Но никто не придет! Никто не поможет! В какой-то момент окутывает теплом. Горячим, почти обжигающим. И стало так хорошо! Так спокойно! Словно солнцем греет, словно я снова вернулась в детство, в тот момент, когда еще мама была жива. Мы были на море, вода ласкала мои ступни и ее ноги в длинном платье.
Просыпаюсь отдохнувшей, тянусь руками вверх, но вмиг вспоминаю, где я, кто я… И кто тот, кто в одних трусах с явным бугром сидит в кресле напротив и смотрит на меня.
— Только не говори, что ты решаешь, какую первую часть моего тела сожрешь, — бросаю ядовитое, мельком замечая повязку на плече. Надеюсь, ему было больно, хотя он этого и не показал.
— Я бы тебя сожрал, но не так как, тебе бы хотелось.
— И что это значит?
— Это значит, что я всего лишь сексуальный маньяк, а не каннибал, радуйся, — подходит он ближе, сверкая своим прокаченным торсом с густой порослью волос. От его кожи даже на расстоянии веет жаром. В голову приходит опасная мысль.
— Где ты спал?
— В своей кровати, конечно.
— А где твоя кровать, Саид?
— Моя кровать там, где спит моя жена.
— Я не твоя жена!
Саид поднимает уголок губ, а глаза сверкают опасным блеском. Он резко хватает одеяло, а я цепляюсь в него со своей стороны. Силы не равны, и вскоре это перетягивание кончается тем, что он просто кидает одеяло на пол… По коже скользит прохладный сквозняк и соски позорно скукоживаются.