Жестокие игры Карима. Обожгу твою душу - стр. 14
Вместо ответа на вызов резко встала с места и одним движением стянула с себя платье, упавшее на пол безвольной тряпкой.
Красивые золотые повязки на бедрах. Они почти ничего не прикрывали и тоже служили данью традиций. Но наглый мужской взгляд все равно на них задержался.
Карим не стеснялся оценивать мою женскую красоту и даже не стеснялся признать и словами, и видом, что она его волнует, но... Именно в этих признаниях и проявлялось то, насколько далеко он был от меня… Насколько презренна, ничтожна, неинтересна я была для него- покрытая с ног до головы черной тряпкой или вообще без единого кусочка ткани на теле.
Наши взгляды снова встретились. Подавила желание закрыть пышную грудь, когда его глаза спустились от шеи к восставшим на прохладе соскам.
Я легла обратно и сама развела ноги.
Господи, надо представить, что я просто на приеме у врача... Не думать, отключить сознание... Хоть бы быстрее все закончилось...
Старшая жрица снова взяла жезл с полотна и подошла ко мне, опустившись на колени.
По обычаю женщина должна почувствовать боль от дефлорации. Это ее плата за первородный грех. Я знала, что во время сексуального возбуждения твоя плоть может увлажниться самостоятельно, но... смысл традиции был как раз в том, чтобы не настраивать эти самые струны в душе женщины...
Открыто посмотрела на него... Сорвись, Карим. Сорвись. Ради своей страны я пожертвую гордостью и своей честью. Возьми меня, как оголодавшее животное, а после я утру свои слезы и выплюну тебе в лицо, что теперь моя земля свободна...
Он не шевелился. Рассматривал мою плоть, словно бы трогал. Кассия уверяла, что я вся красивая, как произведение искусства. Что во мне есть тонкость, манкость и холодность северной матери, но и огонь бабилонянки- и эти лед и пламень не дадут мужчинам выбора... Что это я, кто всегда будет делать выбор за них...
Откинулась на подушку, глубоко вздохнув. Напряглась, когда услышала скрип. Он встает и подходит ближе... Ну же...
Сорвись…
- Ты играла с собой когда-нибудь, Инна?- вдруг спрашивает он меня на русском, совершенно обескураживая.
Точно. Его мать русская. Он говорит на этом языке точно так же, как это делаю я- свободно. Зато вокруг никто не понимает. Вот его умысел.
Молчу, закусив губу. А он усмехается.
Снова трогает взглядом.
Красивый! Если бы не был таким жестоким и бессердечным, я бы сказала, что самый красивый, кого мне довелось видеть…
-Потрогай свои соски,- снова приказывает. Теперь хрипло.
Вся дрожу. О раздражения, отвращения и злости… Каков же гад… Каков!
Но делаю то, что он говорит.
Касаюсь грудей- и черт! Меня подбрасывает! Подбрасывает, как от удара тока. Ток отдает в низ живота.
Спираль в паху начинает расти и раскручиваться.
Его грудь тоже вздымается. Яростно, порывисто. Он не стесняется эмоций. Совершенно.
- Ниже...- снова приказывает,- проведи к низу живота.
Хриплый шепот на русском заставляет застыть всех. Они видят это безобразие. Господи, он не прикоснулся ко мне, а меня уже поимел...
Снова делаю так, как он говорит. Чересчур порывисто, нервно, потому что стесняюсь до чертиков.
Вот такого откровенного взгляда превосходства, вот такого темного мужского интереса...
- Нырни туда,- продолжает он. Трогаю свой бутон, развожу лепестки, замираю...
Карим смотрит прямо туда и облизывает свои губы.