Жестокие игры II - стр. 31

Свистнул особым сигналом, прислонившись к машине, и увидел, как в освещенном окне Пашкиной квартиры дернулась занавеска, потом выглянул он сам:

– Ого! – выдал, глядя на бэху. – Свежий ветер!

– А то! – я довольно ухмыльнулся и махнул ему рукой, чтобы спускался.

Совсем не хотелось подниматься в квартиру.

Не знаю, что там док с моей башкой сделал, а только какое-то принятие неизбежного я все-таки чувствовал. Больше всего успокаивало, что я все вспомню, и что засранец этот, нелегал в моей башке, – явление кратковременное и малофункциональное. Когда знаешь, что твое тело при тебе и останется, сразу как-то жить легче становится. Хотя кто меня в этом поймет?

Как там сказал док? Егор был гораздо больше самостоятельной личностью, нежели этот новенький. Надо его как-то обозвать.

– Лука́, – прилетело в мозг.

Я аж сигарету последнюю, только что вынутую из пачки, уронил.

– Вот и познакомились, – мысленно сделал я ножкой и с сожалением на сигарету посмотрел. – Вот же черт ты, Лука.

Он не ответил. И слава богу, потому что как раз подошел Пашка. Машину медленно обошел по кругу, сел за руль, я на пассажирское рядом упал. Друг детства завел бэху и плавно тронулся с места:

– Круто! Одним пальцем можно руль вертеть! А послушная! – прокатился вокруг детской площадки и встал на том же месте. Ко мне повернулся: – Поздравляю! – и руку на «дай пять» подставил.

Я по ладони его хлопнул, сжал.

– Как чувствуешь себя?

У него после встречи с охотниками Тарасова и двухчасовой комы голова стала болеть чаще, и, мне казалось, Пашка как-то отдалился от меня. На мою реплику об этом только рукой махнул и сказал, что просто не хочет нам с Маришкой в медовый период мешаться, а так он всегда рад нам. И так и было – все по-прежнему, но… как-то не так. Словно у Павла какая-то тайна завелась. Я даже подумал, что он с какой-нибудь девчонкой познакомился, встречается. Но друг на это только глаза округлил, будто этого вообще не может быть, потому что быть этого не может. Я не знал, что еще предположить, но старался Пашку не забывать ни по какому поводу.

Вот только вчера даже машину обмыть его не позвал. Хотя после этого двойника и секса «втроем» мне не хотелось кого-то еще видеть. Я трахался с невестой и самоутверждался, как малолетний придурок, доказывая себе, что это меня она хочет, я лучше, я – мачо!

Сам с собой писькой мерился.

Мда…

– Да нормально все, – отговорился он, мотнув головой, и наморщил нос.

Я еще больше утвердился в мысли, что что-то не так. Я его про «всё» не спрашивал. Но и допрашивать смысла не было.

– Я нашел, где он из клуба вынырнул, – сообщил, хотя не положено это: тайна следствия, а Пашка – лицо заинтересованное.

У него глаза засверкали, руки на руле напряглись, сжал его так, что костяшки побелели:

– И где же? – ему не удалось спросить равнодушно, он никогда врать не умел. Тем более мне.

– На заднем дворе «Ковчега», – что-то во мне воспротивилось сказать точнее, шевельнулось внутри четкое «нельзя».

Прислушивался к ощущениям, которым доверял – проверено опытным путем, что чуйка у меня как надо работает, – и понимал, что не просто так друг замер, пока ответа ждал. Важно ему знать. Очень важно. Почему-то гораздо важнее даже, чем было, пока я Тарасова в универе «водил».

Не доверяет мне после того, как я ублюдка в клубе упустил?