Жестокие игры II - стр. 3
– Чтобы ты сделал мне… стыдно, – зажмурилась.
Она все еще стеснялась слишком открытых поз, и когда я смотрел на то, как член входит в ее тесную щелочку. Порочная и все еще невинная. Моя. Любимая.
Без слов унес ее в спальню, скинул халат и снял с нее футболку. Желание моей принцессы – нерушимый закон. А мне сегодня хотелось запечатлеть совсем другие картины в памяти, не те, что снились.
Развел ножки моей красавицы широко. Она там блестела от влаги, но ее половые губки были закрыты, скрывая розовую сердцевинку от взгляда, и напоминали бутон тюльпана. Покрыл живот и ножки поцелуями, подбираясь к нежной мякоти, провел языком между складочек, задержав его на клиторе. Марина отзывчиво застонала и запустила пальцы мне в волосы – аж до мурашек по хребту, потянула голову к себе ближе, подалась навстречу, еще сильнее раскрываясь. Так эротично и уязвимо.
Раскрыл пальцами налившуюся плоть и вылизал бутончик изнутри, посасывая упругий бугорок, вызывая у моей девочки стоны. Вход во влагалище пульсировал, чуть приоткрываясь, по персиковой коже пробежалась рябь мурашек. Обвел кончиком языка дырочку и вонзил его внутрь, пальцами нежно растирая влагу по половым губкам и клитору.
Маришка застонала и поднялась на локтях, я поднял глаза на ее затуманенные. Трахал языком и держал взглядом, пока не почувствовал, как мне в рот потек терпко-сладкий оргазм. Моя девочка стонала от удовольствия. Когда затихла, поднялся на колени и развел ноги еще шире, подтянул ее на себя, еще трепетавшую, направил член в мокрую дырочку, соединив «борта».
Смотрел на то, как скользит толстый, длинный ствол, раскачивал «лодочку», сложенную из наших ног, и иногда вскидывал взгляд на лицо Маришки. Она ловила его и сразу же краснела, а я медленно соскальзывал по ее телу к нашей тесной сцепке и тащил за собой и ее взгляд тоже. Набирал ритм, вбивался, как гвоздь, до упора, рывками дергая на себя бедра моей девочки.
– Ты… красивая… – сообщал стомиллионный раз, пальцем проводя по раскрывшимся на члене гладким складочкам.
И Маришка дрожала всем телом от откровенности, от бесстыдства, от моего восхищения, от наслаждения, которое дарил ей и испытывал сам. Хотелось взять ее по-животному неуправляемо, спустить себя с тормозов, и я перевернул ее на живот, снова широко развел ножки и вбивал членом в постель, лаская клитор. Рычал, расслабив ягодицы и бедра, давая собраться махровому комку, прокатиться щекотно от основания до кончика члена и выпорхнуть в красивую мокрую дырочку струей, размазать ее по гладким тесным стеночкам и вытрахать все возбуждение до искр из глаз под ее длинные стоны от нового оргазма.
– Маринка… – терся носом о ее вспотевшую шею под волосами, – я люблю тебя так, что сам себя боюсь… – шептал, потому что грудь разламывало от нежности. – На разрыв просто… Как я жил без тебя, не понимаю…
Она потерлась попкой о мои бедра и перевернулась подо мной, обняла крепко, прильнула всем горячим телом и губами к губам:
– У меня мурашки бегут по сердцу и в животе, когда ты так говоришь, – смотрела в глаза серьезно. – Я чувствую, как ты меня любишь, и иногда не верю, что это правда…
– Правда, Маришка. У меня в груди при виде тебя все дрожит, а когда тебя нет рядом, так скребется, что думать не могу ни о чем, только о тебе. Я хочу тебя всем собой каждую минуту…