Жертвы - стр. 14

Письменный стол старого адвоката вполне мог быть изъят с чердака Белого дома – резной великан, выполненный в георгианском стиле[9], оказавшийся слишком большим для Овального кабинета. На латунной тележке стояли хрустальные кувшины с серебряными эмблемами – Джин, Виски и Бренди – на серебряных цепочках. Вид из окон на Роксбери-драйв блокировали дубовые жалюзи и перехваченные шнуром парчовые портьеры, которые вполне могли быть сшиты из обюссонских[10] гобеленов.

Мягкий свет изливался из синей с золотом, покрытой узором из стрекоз люстры, возможно, настоящей, от «Тиффани».

Рядом с гарвардским дипломом самого Коэна разместилась внушительная коллекция сертификатов и фотографий хозяина кабинета с сенаторами и губернаторами, начиная с Рейгана, а также многочисленные снимки блондинки, которая могла быть актрисой в те время, когда и Рейган снимался в кино. Светловолосую девочку с чертами матери представляла расположенная в хронологическом порядке серия фотографий. На одной из них Коэн вручал дочери диплом; оба красовались в малиновых мантиях и шапочках.

– Садитесь, пожалуйста, – проскрежетал адвокат, с видимым дискомфортом опускаясь в кресло. Шрам на его шее отливал глянцем, характерным для давно зарубцевавшихся тканей.

Из стоявшего рядом с письменным набором хумидора[11] Коэн взял три сигары «Кларо».

– Курите?

– Нет, спасибо.

– Тогда и я не буду. Может быть, продлю жизнь еще на пять минут… – Он посмотрел на Майло. – Я с вами разговаривал.

– Да, сэр.

– А вы…

– Алекс Делавэр.

– Знакомая фамилия. Необычная. Американский индеец?

– Предположительно, отчасти.

– Есть психолог с таким именем, занимается опекунством.

– Это я.

Коэн наградил меня долгим, оценивающим взглядом.

– Мир тесен. Вас рекомендовали мне как человека, который не позволяет всякого рода дельцам себя дурачить. К счастью, тот вопрос решен, и мне не пришлось проверять эту гипотезу.

– Повезло.

– О да. Когда я только начинал, хватался за каждого подвернувшегося клиента. Какое уродство, какая злоба… В шестьдесят пять, вместо того чтобы уйти на покой, я решил браться лишь за те дела, где высокая степень враждебности представлялась маловероятной. – Он негромко, будто сдул пылинку, рассмеялся. – Другие сваливал на дочь. Она молода, ее сердечно-сосудистая система выдержит.

– С Кори риск был невелик.

– Переходим к делу, да? – Старик повернулся к Майло. – Позвольте осведомиться, чем вызвано присутствие здесь психолога?

– Мы иногда консультируемся с доктором Делавэром.

– Детская психология здесь ни при чем. Девочки Кори уже не дети. Одна вполне совершеннолетняя.

– Мы приглашаем доктора Делавэра, если случай необычен.

– Понятно… Вообще-то нет.

Майло промолчал.

– О’кей, не будем заниматься пустяками. Вы пришли узнать о бедняжке Урсуле. Не моя клиентка, но тем не менее женщина очень симпатичная. Любезная, обходительная. По части манер британцы определенного класса выше нас на две головы.

– Вы представляете ее мужа…

– И все же говорю о ней приятное? Это мой пунктик. Я считаю себя арбитром, третейским судьей, а не воином, и с этой точки зрения Кори мне подходили. Время от времени у них возникали разногласия, но речь шла об их устранении, а не о том, чтобы пустить кровь. – Он моргнул. – Неудачно выразился. Ой-вей[12], ужасно. Как вы узнали обо мне?