Жернова времени - стр. 21
– Чёрт, Малютина подожгли! – выругался Серёга.
– Короткую! – закричал Сашка. – За маму! – добавил он, когда вспыхнул ещё один немец.
Перед нами горело уже четыре танка. Три из них подбили мы. Остались шестеро против двоих.
– Серёга, выходи на «Четвёрку»7, а то он нас всех пожжёт! – скомандовал Кретов.
– Понял, командир! Вон он, сука!
– Вижу! Бронебойный!
– Есть бронебойный!
– Короткая!
Раздался выстрел и торжествующий крик механика:
– Разули, командир! А теперь обуй его ещё одним по самые … !
– Жорка!
– Есть Жорка!
– Выстрел!
– Откат нормальный!
– Ну, ты ас, командир, под самый срез! Горит!
Заработал пулемёт стрелка-радиста. Чёрные фигуры немецких танкистов, переламываясь, падали с брони под гусеницы чадящей жирным шлейфом копоти машины.
– Во, и Валерка проснулся! – радостно засмеялся механик.
Видя, что наш танк, несмотря на все их усилия, продолжает оставаться неуязвимым, немцы неуверенно приостановились. И сейчас же за это поплатились. Сделав небольшую остановку, мы с ходу влепили крайнему танку бронебойным. Раздался взрыв, и башня, словно игрушечная, сделав несколько оборотов, улетела в сторону.
– Удачно! – вновь похвалил командира Сергей и, отжав рычаг фрикциона, направил танк вдоль передовой.
– Хороший день! – порадовался и я. – Командир, давай для ровного счёта.
– Как скажешь, бронебойный! Короткую! – сверкнул зубами на чёрном от копоти лице Сашка.
Несмотря на то что были открыты люки и у механика- водителя, и у командира, дышать было нечем. Я открыл свой люк и выглянул наружу.
– Жора, не лезь на рожон! – предостерёг меня политрук.
– Один глоток воздуха, командир, а то опять отрублюсь, – попросил я.
Я был недалёк от истины. Во время боя заряжающие частенько угорали от выбросов пороховых газов и теряли сознание.
На поле перед селом горели немецкие танки. Три оставшихся целыми танка, огрызаясь, словно побитые псы, пятились назад, под защиту строений. Наша пехота с криками «ура!» устремилась к сельской околице. Я прозевал момент вспышки и лишь по мощному удару, сотрясшему «тридцатьчетвёрку», понял, что нас подбили. Взвыв мотором, танк крутнулся на месте и беспомощно замер.
– Эх, невезуха! – с досадой крикнул Кретов, выбираясь наружу. – Ещё бы чуть-чуть, и мы бы их всех покарали.
– «Гуска», командир, надо трак менять, – высунулся из своего люка Серёга. – А так вроде бы порядок.
Вы пробовали заниматься ремонтом гусеницы? Тяжело? А представляете, как это можно делать под обстрелом? Вот и я говорю.
Я и Кретов остались в танке и продолжали вести огонь. Благо боезапаса ещё хватало. А ребята, вооружившись ломом и кувалдой, отправились заниматься гусеницей. Мы решили поддержать пехоту и били осколочо-фугасными. А я в который раз на собственной шкуре убеждался, что война – это не красивая кавалерийская атака, а тяжёлая изнурительная работа.
Командир вёл беглый огонь, а я еле успевал подавать снаряды.
– Давай, Жора, давай! – вошёл в азарт Саша.
А я чувствовал, как между лопаток течёт пот, и молил бога, чтобы парни быстрее починили гусеницу. Штатный боекомплект танка составлял двадцать пять бронебойных снарядов и семьдесят пять осколочно-фугасных, так что ещё стрелять да стрелять.
«Если Сашка не сбавит темпа, то я умру, так и не дожив до победы», – думал я, досылая в ствол очередной снаряд.