Женатик - стр. 14
Мальчишки решились устроить субботу Днем Бунта и ругались между собой чуть ли не с самого пробуждения. Дрались из-за игрушек, пытались отнять друг у друга одежду, совершенно одинаковую и отличавшуюся только цветом. А во время обеда Илюшка выступил с заявлением, что отныне не собирается кушать на стуле для кормления.
— Нибудю нибудю нибудю! — верещал, дергая крохотными кулачками. И продолжал повторять «Нибудю!», пока не добился своего.
Лариса Андреевна пересадила его за детский столик, однако в одночасье ставший большим и самостоятельным мальчиком Илюша потребовал место среди взрослых.
Глядя на братика, Игнат пустился в тот же неистовый капризный пляс.
После обеда Лариса Андреевна повела их умываться и переодеваться, а я осталась отдраивать кухню от брызг и ошметков еды.
Материнство и уход за чадами — неблагодарный, часто не оценивающийся по достоинству труд. Я вцеплюсь в глотку каждому, у кого в моем присутствии повернется язык сказать, что домохозяйки занимаются бесполезными делами... Это невероятный стресс!
Близнецы ссорились до самого вечера.
Лариса Андреевна сжалилась над моей пошатнувшейся нервной системой и согласилась задержаться в доме, пока малыши не отправятся спать. От переполнившей меня признательности я даже пустила слезу. Вымоталась настолько, что вспомнила о необходимости принять пищу к моменту, когда Илюша с Игнатом сладко засопели, обнявшись с плюшевыми медвежатами, в своих кроватках.
Достала из холодильника творожную запеканку и поставила разогреваться в микроволновку. Лариса Андреевна заваривала нам чай с ромашкой.
— Не знаю, как буду справляться без вас, — пожаловалась я, откинувшись на высокую спинку стула, и запрокинула голову. Круговыми движениями помассировала виски, морщась от головной боли. В ушах до сих пор стоял детский визг.
— Справишься, дорогая.
Она передала мне кружку с ароматной горячей жидкостью, я поблагодарила и сделала маленький глоток.
— Вы прирожденная воспитательница, — похвалила старшую няню.
Лариса Андреевна открыла микроволновую печь и с улыбкой поставила передо мной тарелку с восхитительно-нежным творожным блюдом. Готовила, кстати, тоже она.
— Вашим детям очень повезло, — пробормотала я, уплетая со страстью ее гастрономический шедевр.
— У меня... нет детей, милая, — заправив за ухо короткую прядь, Лариса Андреевна смущенно опустила ресницы и грустно улыбнулась. — Бог не дал.
Я застыла с ложкой у рта и нелепым выражением лица.
— Простите! Пожалуйста, извините! — я постучала себя по губам. Язык мой — враг мой! — Я не знала...
— Все в порядке, — она погладила меня по плечу, маскируя за вежливой улыбкой колоссальную боль. — Кушай и не торопись, не то подавишься.
От несправедливости и злости у меня сводило зубы.
Почему судьба на блюдце с золотой каемкой вручает кому-то, вроде моей матери-кукушки, шанс иметь ребенка, в котором она не нуждалась, от которого с легкостью отказалась? Почему судьба жестока к Ларисе Андреевне, лишив ее возможности дарить всеобъемлющую и чистую любовь, которой она переполнена, своей кровиночке?
Давиду Дмитриевичу несказанно повезло с этим чудесным человеком, ведь она любила мальчишек, как родных. Да и к Суворову относилась скорее как к сыну, а не работодателю. Они отлично между собой ладили и доверяли друг другу.