Жена светлейшего князя - стр. 16

— Какой контраст, — пробормотала я, думая о Лидии и Жюли. Пересела в кресло у столика, подняла клош и почувствовала, как рот моментально наполнился слюной от вкусных запахов, что исходили от горшочков с супом и жарким. Ещё на подносе были нарезанные мясо и сыр, и ломти свежего хлеба, и вазочка с фруктами. Аппетитную картину портил только кубок с целебным отваром, но тут уж надо было просто смириться. Потому я отставила его в сторону и принялась за еду. И сама не заметила, как расправилась со всем содержимым подноса: всё было очень вкусно, а я неожиданно для себя оказалась ужасно голодна.

Естественно, после сытной еды у меня стали слипаться глаза. Но не успела вызванная Лидия унести поднос, а я — перебраться в спальню, как в дверь коротко постучали.
— Входите, — я хотела, чтобы это прозвучало менее напряжённо, но не успела совладать с голосом.
В гостиную вошёл Геллерт, отчего я сначала облегчённо выдохнула — как хорошо, что не кто-то новый! — а затем беспричинно напряглась.
— Как ваше самочувствие, Кристин? — тон визитёра был, как всегда, дружелюбен. — Я вижу, — он бросил короткий взгляд на столик, с которого Лидия убирала остатки трапезы, — аппетит к вам вернулся.
— Д-да, — у меня так и не получилось до конца избавиться от скованности. — Благодарю вас, я чувствую себя неплохо.
— Рад слышать, — без тени улыбки ответил Геллерт. И продолжил: — У меня появился небольшой перерыв в делах. Не желаете ли пройтись по замку?
Ах да, мы вроде бы договаривались. Но выходить из комнат, где я ещё не до конца освоилась, на совсем уж незнакомую территорию?
— Не уверена, что мне хватит сил на долгую прогулку, — покривила я душой. И чтобы сделать отказ более дипломатичным, скрепя сердце добавила: — Но я, пожалуй, поднялась бы на площадку донжона.
— Как вам будет угодно, — склонил голову Геллерт и предложил мне руку: — Прошу.
Делать было нечего. Я взяла его под локоть, на что сердце, как всегда, с перебоем ударило в рёбра, и мы чинно покинули гостиную.

***

Подъём на главную башню замка дался мне нелегко: пожалуй, моё лукавство с отказом от прогулки было не таким уж лукавством. Геллерт даже предложил отдохнуть перед последней, самой длинной винтовой лестницей, но я заупрямилась. Причём по совершенно глупой причине: из-за висевшего на стене портрета грациозной девушки-блондинки, в которой я до сих пор с трудом признавала себя. Поэтому мы продолжили взбираться наверх, и когда наконец выбрались на квадратную смотровую площадку, открывшийся вид искупил всю мою усталость.

Простор. Высокое небо в терракотово-лиловых росчерках облаков, золотой шар солнца над далёкими горами. Тёплый ветер, несущий ароматы трав и нагретого камня. И тихая, на грани слышимости, мелодия, от которой замирало сердце, а на глаза наворачивались слёзы.
— Как бы я хотела…
Я недоговорила, потому что не знала, какими словами выразить вдруг нахлынувшее желание раствориться в пейзаже, уйти в него, стать неотделимой частью всей этой красоты.
— Я рад, что это невозможно, — тихо и очень серьёзно отозвался Геллерт, неведомым образом разобрав то, что не могла сформулировать я. — Простите.
У меня вырвался едва слышный вздох. И чтобы отвлечь от него внимание, я приблизилась к парапету и положила ладони на тёплый и как будто живой камень. Геллерт же деликатно остался стоять чуть позади, давая мне возможность надышаться, начувствоваться этой природой и этим закатом.