Жена на продажу, таверна на сдачу - стр. 5
Все было закопчено и засалено. Фонари горели тускло, потому что их стекла никто давно не протирал. Огонек был еле виден сквозь крохотный зазор в грязи.
Внутри таверны было холодно и темно, словно тут никто и никогда не жил. Пахло тоже отвратительно.
— К… куда ты меня завел?! — пискнула я, трясясь и приплясывая, чтоб хоть немного согреться. — Это что за логово дикарей?!
— Больно ты языкастая, — огрызнулся старик, дергая меня за веревку, все так же стягивающую мою шею. — Будешь огрызаться — получишь палки!
— Это что, твой дом?! — ужасаюсь я.
— И твой теперь тоже! — сварливо отвечает старик. — Не нравится? Можешь проваливать на все четыре стороны, вон, в бордель!
Я отрицательно помотала головой.
Если я уйду, то наверняка замерзну под дождем.
Все знают, что меня купил папаша Якобс. Никто к себе не пустит, боясь быть обвиненным в краже.
Дойти до другого города и там найти себе работу у меня шансов нет. Ни денег, ни одежды… Пропаду по дороге, или лихие люди убьют.
Значит, остается папаша Якобс и его уютное гнездышко…
Веревку с моей шеи старик снял аккуратно, прямо-таки благоговейно.
«Плюшкин!» — подумала я, наблюдая, как он развязывает узел, затаив дыхание.
— Что?! — сварливо проскрипел он в ответ на мой изумленный взгляд. — Она целый медяк стоит! А то и два! Хватит таращиться, иди, погрейся! Завтра у тебя много работы! А ты что думала, я тебя из жалости в свой дом взял?! Ха!
Но «погрейся» — это громко сказано.
Очаг, на который мне указал папаша Якобс, почти прогорел.
Под серой золой еле-еле рдеют угли. Тепла столько, что можно отогреть лишь озябшие ладони, которые я держу над остывающей золой.
Папаша Якобс, ворча и охая, медленно поднялся по лестнице.
И я услышала его храп почти тотчас же, как за ним закрылась скрипучая дверь его спальни.
Да, слышимость тут еще та…
Он что, не раздеваясь повалился спать?!
— Есть хочешь?
Из мрака выступил, как мне показалось, тонкий серый призрак. В его тощей руке болтался фонарь, чуть ярче, чем все остальные.
В другой руке он держал глиняную миску с чем-то непонятным, но явно горячим. От еды шел пар.
— На, поешь. Тут немного осталось от моего ужина. Может, и не наешься, но хоть немного подкрепишь свои силы.
Я накинулась на еду с жадностью, глотая тепло варево с наслаждением. И только когда половина была съедена, я разобралась что это такое.
Чечевичная похлебка, притом очень невкусная. Видно, и масла в нее пожалели, и лук подгорел…
«Призрак» же при ближайшем рассмотрении оказался щуплым пареньком в серой, застиранной одежде. Несмотря на юность и хрупкость, он неуловимо чем-то напоминал папашу Якобса.
«Сын?» — мелькнуло у меня в голове. Но спросить я не смогла; несмотря на то, что суп был отвратительный, я продолжала его жадно глотать, потому что была ужасно голодна. И потому, что это был единственный способ согреться.
— Меня Карл зовут, — доверительно сообщил он, пока я ела. — Я тоже работаю на отца, и ничего страшного в этом нет. Если что, я помогать тебе буду. Вместе не так трудно, да и веселее…
— Спасибо, — пробормотала я, когда тарелка моя опустела, а дрожь перестала бить тело. — Твоему отцу стоило бы поучиться у тебя гостеприимству.
Паренек вздохнул. Его кудлатая голова поникла.
— Он неплохой, — робко произнес мальчишка. Ну да, ну да. Все жертвы домашних тиранов так и говорят! — Просто после того, как не стало мамы, он сильно переменился…