Жена - стр. 5

У отца я провела порядка пяти дней, хотя по факту – и того меньше. Целыми днями он пропадал на работе. Мы встречались утром (за завтраком) и вечером (за ужином). Раз или два он провез меня по городу, показывал достопримечательности. Он давал мне деньги со словами: «Сходи куда-нибудь, развлекись». Одна, в совершенно незнакомом городе. Конечно, я никуда не ходила. Все эти деньги я просто отложила и увезла домой, чтобы потратить на свои реальные нужды. Жена отца тоже работала, и поэтому практически все эти пять дней я просидела в одиночестве в их большом доме.

Помню, меня не покидало чувство того, что я здесь лишняя. Было ощущение, что я какой-то дальний родственник – уже и не вспомнишь, по чьей линии, – который нагрянул среди ночи погостить. Выгонять, конечно, никто не станет, но и общение будет сухим и немного натянутым. Так и вышло: за ужином мы говорили о погоде, работе, каких-то несущественных и пустых вещах. Не буду отрицать, что часть вины лежит и на мне – в той поездке я чувствовала себя скованно, неуверенно и была очень закрытой. Но посудите сами: в последний раз я видела отца в 6 лет, когда в тяжелом состоянии лежала на больничной койке. А в тот момент, в гостях, я была уже молодой девушкой, взросление которой прошло мимо него. Я искренне не понимала, о чем говорить с ним и как найти общие темы для разговора. Вероятно, он испытывал ту же самую неловкость. Вот мы и заполняли эту пугающую нас обоих тишину какой-то пустословной шелухой.

Каждый вечер, когда я ложилась спать в его доме, я внимательно прислушивалась: не идет ли он в мою комнату? Я искренне ждала, что он зайдет, сядет рядом и начнет говорить. Наконец-то объяснит, что же тогда произошло и почему он ушел от нас. Я смогу задать ему все вопросы, что тревожили меня эти десять лет нашей разлуки, и он даст на них ответы. И тогда, может быть, я обниму его, а он прижмет меня к себе, как когда-то в детстве. Но он не приходил. Конечно, я оправдывала поведение отца тем, что ему очень стыдно и он не может подобрать правильных слов, чтобы извиниться передо мной и перед мамой. Конечно, я считала себя взрослой и рассудительной, но эта наивность любящей маленькой девочки никуда не исчезла.

Надо отдать должное новой жене моего отца – она относилась ко мне достаточно благожелательно. Настолько, насколько позволяла ситуация. Мне неизвестно, когда она узнала о моем существовании – при знакомстве с отцом или за пару месяцев до моего приезда, но тем не менее я не чувствовала с ее стороны никакой скрытой агрессии. Она относилась ко мне нейтрально, просто принимая факт моего существования и временного пребывания в их доме, чего не скажешь обо мне… Да, мы практически не общались с ней, но глубоко в душе я ревновала к ней. И за маму, и за себя. Я понимала, что именно эта женщина ни при чем в нашей истории с отцом. В конце концов, он бросил нас не ради нее. Но эта ревность, не воспринимающая доводы разума, напоминала о себе каждый раз, когда я видела их вместе с отцом. Когда видела, как они говорили друг с другом, как смотрели друг на друга.

Вернувшись домой, я поняла, что благодарна этой женщине. Благодарна за то, что она не пыталась манипулировать отцом, не поддалась такой же ревности. Ведь порой женщины с чужими детьми могут вести себя, как дикие кошки – шипеть, скалить зубы и дыбить шерсть. Но она приняла меня в своем доме. Не знаю, насколько безропотно, но за то время, что я гостила у них, мне ни разу не довелось услышать недовольных шепотков за спиной или ощутить на себе косых взглядов. Почему так? Возможно, потому, что она понимала – я ей не угроза. Следовательно, она знала или по-женски чувствовала его отношение к нашей семье, к маме, ко мне. Понимание этого пришло ко мне уже позже, когда я повзрослела. И все же я до сих пор благодарна ей за то, что она не стала вставать между мной и отцом, пытаясь оттолкнуть нас друг от друга. С этим, как показала жизнь, мы справились самостоятельно.