Жена Эмина. Его наследник - стр. 21
Так сильно ныла душа только в первый раз - когда приехал увидеть ее на первом курсе. Это было спустя год после того, как Диана с матерью отбыли из Волгограда.
Потому что в первый год было не до нее. Совсем. Я остывал, приходил в себя, решал проблемы. А после всей заварухи этих проблем было по горло.
Я замер, прислушиваясь к тишине. И взгляда от пары не отрывал. Фролов с улыбкой ей что-то говорил, Диана держала дистанцию.
Я сверну тебе шею, Фролов Евгений Олегович.
- Смертник, - процедил я, - завтра вылетишь отсюда как пробка.
Я быстро опустил окно, впуская внешние звуки в новенький салон.
Ее шаги. Легкие, нежные.
Ее дыхание. Мне казалось, я его отсюда слышу. Оно до самого нутра проникает, внедряя образы и проигрывая их в голове. Она красиво дышала, когда я трахал ее.
Всегда, кроме нашего последнего раза – в последний она плакала. Я оставил ее рыдать на коврике.
А когда пришел – она была убита. Морально убита. Она отстригла свои волосы - мне назло. Все пошло под откос. В бездну. Проблемы, ее психика, моя повернутость.
Я тихо выдохнул. Диана резко остановилась - на ее нежном и красивом личике показалось недовольство. Она что-то ему сказала, а после каждый пошел своей дорогой.
Жить будешь, парень. Спасибо этой девочке скажи, она у меня умная.
Я схватился за передачу и медленно вырулил отсюда. Увидел и хватит. Дальше табу.
Иначе накроет снова.
А я только научился смотреть на нее без боли. На свободную. На улыбчивую. На чертовски радостную и живую. Интересно, какой он была в первый год?
Чем занималась, чем она дышала, пока я был в бездне и учился жить без нее? Для меня первый год прошел в тумане, слишком много дерьма пришлось разгребать почти в одиночку.
- Коля, «проводи» ее. Проследи, чтобы свет в доме зажегся и только потом уезжай. Машину не свети… твой Хаммер слишком выделяется.
- Я все сделаю. Вы же знаете, я жизнь готов отдать ради вас.
Ради «вас» означало ради нее.
Диана и есть моя жизнь.
Моя стоит копейки, ее дорого.
Я сцепил челюсти. Маленькая никогда ни с кем не говорила. Всегда шла одна или с подружками, но без чьих-либо подкатов. Я знал, с кем она общалась лучше всего – знал их фамилии и биографию, но сегодняшний случай выбил меня из колеи.
Я должен знать, что она по-прежнему свободна. Что она никого не любит. Хотя бы в промежутке от сессии от сессии.
Должен знать.
И что ты будешь делать, Эмин?
Разобьешь лицо очередному, кто посмотрит на твою девочку? На свою бывшую девочку.
Ты ведь даже не знаешь, с какого города ей приходится добираться до университета. Не знаешь где она живет и чем дышит. Замужем или нет – ничего не знаешь.
Ты живешь только в этой ее реальности: университет в северной столице и съемная квартира на время сессии. В этом промежутке у нее никого нет.
Ты знаешь только это.
Почему?
Потому что если узнаешь больше, то свихнешься.
От боли, что твоя девочка может любить кого-то еще. Так сильно, как никогда не любила тебя.
От ненависти к ней свихнешься – ведь она вполне смогла жить без тебя. Смогла дышать в то время, как ты до сих пор задыхаешься без нее. Она улыбается, а ты разучился это делать. Она смеется, а из твоего рта могут вырываться только звериные звуки.
В конце концов, если ты когда-нибудь узнаешь, в каком городе она дышит, ты непременно приедешь туда, чтобы она перестала это делать. Перестала дышать.