Жена Дракона - стр. 7
Стараясь не наступать на скрипучие половицы, Катя прошла на кухню, зажгла одну за другой конфорки на плите и, глядя как качаются на сквозняке васильковые головки, принялась готовить кофе.
Катя говорила себе каждое утро, что с кофеином надо заканчивать, заталкивала банку на самую верхнюю полку, и всё равно по нескольку раз в день возвращала банку из ссылки. Это был своеобразный ритуал. Сначала она влезала на табуретку и, балансируя на одной ноге, доставала большую тётушкину турку. Любовно поглаживая крутые медные бока, Катя ставила её на стол и отмеряла ложечкой молотый кофе. Тётушкина турка проехала с ней немало километров: из Питера на Урал, с Урала в Москву, из Москвы в Питер. Однажды в общежитии её стащили, и Катя, мало надеясь на успех, повесила в кухне трогательное объявление. На следующий день турку – исцарапанную, грязную – подкинули к дверям комнаты. Вмятина на боку образовалась, когда Дракон метнул её в стену.
Родители тщетно пытались отговорить Катю от переезда в Петербург. Им не хотелось отпускать едва оправившуюся после побега из драконьего гнезда дочь с ребёнком в огромный чужой город. К тому же тётушкина квартира за несколько лет обветшала, осыпалась, пропиталась пылью. Катя стёрла руки до кровавых мозолей, приводя в порядок новый дом, который казался чужим и холодным. Однажды, когда папа ушёл за какими-то проводами и трубами, она всласть наплакалась, забившись в угол кухни. Непривычно высокие потолки, неудобная ванная, отделённая от кухни хлипкой перегородкой, и хищный гул газовой колонки нагоняли тоску, но слезы были минутной слабостью. Катя слишком хорошо знала, чего стоит бояться на самом деле. Вернее, не чего, а кого.
Она купила люстру, привезла тётушкину турку, развесила на кухонной стене аляповатые сувенирные тарелочки из трёх мест, где успела побывать в свои тридцать три: Карлов мост, Бранденбургские ворота и Тракайский замок. С Драконом они ни разу не ездили дальше Подмосковья.
“За границу, Катюша, должны ездить те, кто заслужил, понимаешь? Те, кому доступны сокровища мировой культуры, кто понимает прекрасное. Человек должен достаточно развиться для этого, перерасти уровень челночки с Камского рынка. А то получается “пустите Дуньку в Европу”.
Катя одёрнула себя: неужели она не может не думать о Драконе хотя бы пять минут? Она ссылалась на него, как прежде цитировали Ленина и Маркса – к месту и не к месту. “Челночка с Камского рынка” – это он о Маме, преподавателе немецкого языка, кандидате филологических наук, которая в начале девяностых вынуждена была три года торговать спортивными костюмами на китайском рынке. Зачем она только рассказала ему об этом?
Конфорка зашипела и погасла – кофе перелился через край. Катя торопливо сдёрнула турку с плиты, обжигая пальцы. Вместо кофе на дне плескалась коричневая бурда, в основном гуща, которую она, подумав, целиком опрокинула в чашку. Привычно согрела руки о фарфоровые ребра, сделала робкий глоток… Горьковато, но пить можно.
Катя подошла к окну и взглянула на яркое безоблачное небо. Морозно и солнечно, как на Урале. Хороший знак. День должен быть замечательным.
Она улыбнулась и опустила взгляд вниз, на бульвар. Чашка выскользнула из рук и ударилась о подоконник. Кофе брызнул во все стороны, фарфоровая ручка откололась и жалобно звякнула о чугунный радиатор.