Жена депутата - стр. 31

Появление за спиной Демида я, увлеченная собственными мыслями, пропускаю. Вздрагиваю, когда его шаги раздаются совсем близко, задираю голову вверх. На лице Старостина модные очки, за тонированными стеклами пустота, не разглядеть глаз, но меня пробирает. Он прячет руки в карманах, я сцепляю свои в замок. 

Почему рядом с ним так трудно дышать? 

— Мы сегодня уезжаем, — ставит в известность, только не пойму, зачем? 

Кажется, он и сам не знает, оттого злится, на меня, на себя, на ситуацию. 

— Мы всегда рады видеть вас снова в гостях, — натягиваю самую дурацкую улыбку из своего арсенала, чушь несу, только злю его сильнее. 

Не хочу за ним шпионить, мне претит все эта возня за большой куш. 

— Володин велел за мной приглядывать? — я таращу удивленно глаза, чужая проницательность пугает. — И как далеко ты должна зайти? Если я предложу трахнуться?

— Если вам с Володиным так надо, сами и трахайтесь, — я поднимаюсь, отряхивая ноги от песка и прохожу мимо, но Демид не даёт, ловит меня за талию, прижимает к себе:

— Я тебя здесь нагну и он ничего не сделает, — Демид снимает очки, глазами поедает, а я трясусь вся. Сердечный ритм сбивается, мир вокруг сужается до размеров его расширенных зрачков. Воздух больше не пахнет речной свежестью, только похотью и насилием. 

Я верю тому, что он сможет, и боюсь его. Мы стоим, оба напряжённые, под его взглядом воздух вышибает из лёгких. Так хищники смотрят на жертву, которую собираются сожрать. 

Нельзя быть слабой.

Я не мясо.

— Ты ошибаешься, — голос предательски дрожит, звеня истеричными нотками, — я не слежу за тобой.

Маленькая ложь, но сейчас я в ней нуждаюсь, я верю сама себе. Он меня отпустит, а потом я скажу Андрею все, что о нем думаю и уеду из этого проклятого санатория, подальше от Демида. 

— Тогда что ты тут делаешь? Думаете с начальником, что самые умные?

Делаю глубокий вдох, и это моя ошибка. Лёгкие заполняются воздухом, смешанным с с его запахом, он действует на меня слишком сильно. 

Во рту пересыхает, я снова облизываю губы, Демид переводит на них взгляд, а потом целует.

Поцелуй полная для меня неожиданность, в нем ни намека на романтику, он буквально насилует мой рот, вторгаясь в него своим языком. 

Мы ударяемся зубами, я молочу по его груди кулаками, пытаясь отстраниться, но он не даёт, сжимает в железных объятиях, как в тисках. 

Самое ужасное, что мне хочется ответить на его поцелуй, меня как волной сносит, когда наши языки переплетаются, а я против воли издаю тихий стон. 

Но когда его руки ложатся мне на бедра, задирая подол, я понимаю, что он может зайти слишком далеко. Возбуждение сменяется страхом, стоит мне представить, что он воспользуется мной на лежаках перед гостевыми домами, точно последней шлюхой, но еще хуже — что тело реагирует на все это сильным возбуждением. 

Я знаю, что мокрая, и как только его рука коснется моего белья, он все поймет сам. Нельзя этого допустить. 

И я делаю единственное, что приходит мне на ум — кусаю его за губу, сильно, до крови, вкус которой ощущается на моем языке. 

Он разжимает объятия и я отскакиваю в сторону. Оба дышим тяжело, возбуждением темным безумием затапливает его глаза, он протирает тыльной стороной ладони рот, смотрит на свою кровь и цедит:

— Вот дрянь. Чтобы я близко тебя не видел рядом с собой, иначе за последствия не отвечаю.