Жена-беглянка - стр. 14
Вся орава взорвалась дружным издевательским гоготом. Хотя у каждого из соккийцев был такой же получатель с таким же сигналом.
Я кожей ощутила, как напрягся Даймер, схватила его за руку и потянула к лестнице. Не хватало ещё, чтобы инспектор взялся размахивать наладонным значком или полез в драку, защищая свою поруганную гордость.
Так и взлетели на шестой этаж без остановок — я впереди, не выпуская его руки, он следом. Остановились только у дверей блока. Дышать было тяжело, колени подрагивали. Если сейчас он скажет что-нибудь вроде «Как ты живёшь в этом притоне?» — я просто умру на месте.
Даймер достал из-за пазухи мой получатель.
— Не хочешь взглянуть, что прислали?
Экран был серым, как бумага дешёвой газеты, и в тускло освещённом коридоре я не сразу разобрала:
»...Госпожа Симона Бронски-Даймер (временно) извещается о присвоении гражданского статуса «поселенец» сроком на три месяца и приглашается для получения идентификатора личности...»
И ничего в груди не ёкнуло, и слёзы радости не брызнули из глаз.
— Дай мне сумку, пожалуйста. Достану ключи.
Этот этаж проектировали для бездетных супружеских пар, но расчёты не сошлись с реальностью, и половину апартаментов заселили одиночками. В каждом блоке было по четыре апартамента и общие удобства, в каждом апартаменте жили по два соискателя.
Досадный нюанс состоял в том, что словом «апартамент» называлось единое пространство, разделённое широкой аркой на две неравные части — большую гостиную и маленькую спальню.
Естественно, жильцам хотелось уединения, и вскоре каждый апартамент оказался более или менее переделан. В моём проём арки занавесили пологом из грубой ткани, похожей на брезент, одну кровать из спальни перетащили в гостиную, на её место поставили кресло и журнальный столик. Встроенный платяной шкаф в спальне остался общим, как и кухонный уголок в гостиной. В остальном получились две почти независимые комнаты.
Почти! Как много в этом слове…
Моей первой соседкой стала Марлена Шумски с педагогического потока. Энергичная блондинка, заводила, редактор студенческой газеты, она училась двумя курсами старше и готовилась преподавать школьникам джеландский язык. Её знали все, от первокурсника до ректора, и она знала всех и всех пыталась вовлечь в общее дело. Пусть в газете не было ни одной интересной заметки, зато глаза у Марлены всегда горели.
Сначала я безумно обрадовалась: встретить в чужой стране знакомого человека да ещё поселиться вместе! Но уже через пару дней прокляла свою удачу. Мне как новенькой досталась проходная гостиная. И оно бы ладно, но к Марлене днём и ночью ходили гости со всех десяти этажей. И выходцы из Драгоценных земель, причём самые хулиганистые и безалаберные, и хмурые плосколицые теспы, не знающие ни слова по-джеландски, и чёрные, как вакса, весельчаки из Рибакки, и шумные драчливые соккийцы, и вороватые голы. Марлена отнеслась ко мне, как к родной, но меняться комнатами наотрез отказалась. Менять образ жизни — тоже.
Через два месяца судьба надо мной сжалилась: Марлена вышла замуж и переехала в Чуддвиль. А я на правах старожила заняла спальню.
Новая соседка, Сюзанна Мореску из Чехара, предложила перенести вторую кровать обратно в спальню и вернуть комнатам их исходное назначение. Но тут уже я встала на смерть.