Жёлтая магнолия - стр. 46
Да он ещё и издевается! Какой же злопамятный!
И пена в ванне тоже благоухала чем-то нежным, цветочным. И вода была горячей, и служанки с кувшинами сновали туда-сюда, как птички-трясогузки. Видно, что не одобряли появление в этом доме «грязной цверры», но молчали и смотрели в пол.
Потом явилась монна Джованна с гребнем и платьями и долго бурчала что-то себе под нос, перекладывая всё с места на место и всем своим видом выражая недовольство. А Миа лежала в душистой пене и думала о том, чья же это ванная комната? Судя по роскоши вокруг, не иначе как самого маэстро. Но неужто хозяин разрешил ей помыться в своей ванне? С его-то отношением к грязным цверрам? Вот дела!
Раздумывать долго не пришлось: монна Джованна развеяла её сомнения, открыв дверь в соседнюю комнату и буркнув неодобрительно:
– Это гостевая комната. Здесь вы будете переодеваться, когда придёте из… в общем с улицы. Так велел хозяин. А там гардеробная, – она указала пальцем на дверь, – я разложила вам платья и всё остальное, если что-то велико, портниха вечером ушьёт.
Монна Джованна раздражённо провела ладонями по тёмно-зелёному фартуку, будто разглаживая невидимые складки, и добавила, снова вздёрнув голову, так что косы, уложенные у неё на голове в замысловатую причёску, стали похожи на корону:
– А в ванной извольте мыться каждый день. Хозяин любит чистоту. И не опаздывайте к завтраку. Он любит пунктуальность. И босиком ходить в приличных домах не принято…
Она выдала ещё огромный список того, что не принято, и чего не любит хозяин, глядя при этом на одежду Дамианы, сваленную на полу, взглядом, каким дедуля Козимо смотрит на угря, собираясь оттяпать ему голову.
– Не буду вам мешать, – резюмировала монна Джованна и царственно удалилась, аккуратно притворив за собой дверь.
А Миа, прислушиваясь к её удаляющимся шагам и шепоткам служанок за дверью, задрала ногу вверх, посмотрела, как по ней стекает душистая пена, и воскликнула:
– Моя ванная?! О, Серениссима! Неужели Хромой решил уморить меня чистотой? – и рассмеялась.
Затем вылезла и, оставляя за собой мокрые следы и пятна пены, прошлёпала по полу к открытой двери и заглянула в соседнюю комнату.
И вот это вот комната возле буфетной?! О-ля-ля! Что же там тогда за буфетная?!
Она-то думала, что это будет какая-то конура с окошком у потолка и сундуками с посудой в углу. Но комната была просторной и светлой, с огромным зеркалом на стене и двумя большими шкафами, украшенными искусной резьбой. Миа открыла дверцы и заглянула внутрь. Полотенца и постельное бельё, уложенное стопками, и салфетки, и какие-то коробки наверху. Мешочки с сушёной лавандой и апельсиновыми корками были разложены на полках, и Миа даже втянула ноздрями этот чудесный запах чистого белья и лаванды.
На специальной подставке у окна висел приготовленный для неё наряд, и стояли туфли, и Миа только вздохнула, глядя на них.
Хотя её гордости очень хотелось вышвырнуть платья на лестницу и туда же отправить мыло и полотенца, забрать свою сумку и босиком уйти на рива дель Карбон, но что-то внутри, более сильное, чем гордость, более жадное и практичное, зашептало голосом мамы Ленары из гетто: «Пользуйся случаем, девочка. Возьми у патрициев всё, что плохо лежит. Это подарки Светлейшей».
Ну, это и, правда, похоже на подарки. Ведь ей дают это добровольно… вроде как.