Железный волк - стр. 45

Но отец молчал. А дядя улыбался. Говорил:

– Ну и придешь ты в Киев, и воссядешь. А дальше что? Удержишь ли ты Русь? Ума на это хватит ли? А хитрости? А крутости? Да, крутости. И снова крутости! И снова!

Он покраснел даже, налился кровью. И заиграли желваки на его скулах. Где его мягкость, где добросердечие? Нет ничего и словно никогда и не было! Вот так же, видимо, когда он за Борисом посылал…

Но вот уже унялся, улыбнулся Ярослав. Тихо сказал:

– Да что это все я да я? Пора бы и тебя послушать. Слушаю.

Отец долго молчал, всё примерялся, не решался. А потом сказал так:

– Не от гордыни это всё, а от неверия. Не верю я тебе. И поэтому я не пошел к тебе в Киев. Страшно мне стало!

– Чего? – будто не понял дядя.

– Того! – гневно сказал отец. – Что ты убьешь меня! Знал я… – но тут он спохватился, замолчал.

– Так! – улыбнулся Ярослав, после вздохнул легко. – Так… – повторил. – Вот оно что! Так расскажи, что знал. И не таись. Вдвоем мы здесь.

Вдвоем, гневно подумал отец, а то как же! Живые – это так, а если всех считать, так вон сколько их вокруг положено! И рассказал отец – зло, без утайки. Дядя все выслушал, задумался. Потом сказал:

– Вот, значит, как оно тогда было! А я-то, грешный, думал, что иначе.

– Как?!

– А зачем тебе это? И кто я тебе? Убивец. Сперва брата казнил, потом тебя в Киев заманивал… Верь Эймунду! Я тоже ему верил. Пока…

И головой покачал. И молчит!

– Пока? – переспросил отец. – А что «пока»?

– Что? Так, безделица, – равнодушно сказал Ярослав. И дальше так же равнодушно продолжал: – Верил ему до той поры, пока я не сказал: «Мир на Руси, мне в войске больше нет нужды». И расплатился с ним, как было оговорено. А он стал требовать еще! Я отказал. Я не люблю торговаться. А он тогда сказал, что я об этом еще горько пожалею, что он еще придет ко мне, но уже не один. И сразу же ушел. Как я после узнал, к тебе. И я почуял – это не к добру, послал к тебе гонца, чтобы упредить тебя… Да, видно, не успел гонец! Или сказал не те слова. И теперь вот чем все это обернулось!

И тут он указал по сторонам, на убитых. Так что теперь, по нему, получалось, что это не он, а отец виноват. Ну, или Ходота, посол. Или опять отец, потому что неправильно слушал Ходоту. Гадко стало отцу, очень гадко! И если бы на этом все закончилось, так нет! Дядя, язык раздвоенный, опять заговорил:

– А брат мой, князь Борис… Ты же знаешь, Брячислав, как это было! Но я опять скажу. Борис был тогда в Степи, его отец послал на печенегов. И вдруг гонец к нему, и говорит: «Отец твой умер!» Опечалился Борис, повернул дружину и пошел на Киев. Он быстро шел! И вот, почти уже пришел, как вдруг к нему еще один гонец. И этот уже говорит: «Князь, не ходи на Киев!» Удивился Борис и спросил, почему это так. Гонец сказал: «Там Святополк уже сидит, а вас, братьев своих, в Киев велел не допускать. Ибо иначе, он сказал, вы, сыновья Владимира, зарежете его, как ваш отец его отца зарезал!» Тогда еще сильнее опечалился Борис и сказал так: «Вот только что мы отца потеряли, а теперь как будто нет у нас уже и брата!» А после отпустил гонца, чтобы тот передал Святополку: «Брат, не хочу я барм великокняжеских, владей ими, и Киевом владей! Но, брат, хочу я поклониться гробу отца своего. Открой передо мной ворота! А я за это распущу свою дружину». И, сказав так, Борис крест целовал, дружину распустил, оставил при себе лишь двадцать верных отроков. И ждал, когда опять придет гонец от Святополка с тем, чтобы призвать его в Киев. Но не гонец пришел от Святополка. А были то Пушта, Еловец и Ляшко. И ночь была, брат, затворясь в шатре, читал псалмы Давидовы. И тут они вбежали. И поразили его копьями, увернули в намет, повезли к Святополку. Борис тогда был еще жив, но Святополк велел – и закололи они брата. Вот как все это тогда было. И я на том целую крест!