Железный Сокол Гардарики - стр. 17

– Вам не о чем беспокоиться, мой принц. Здесь не оружие, – заверил я.

– Не обессудь, а покуда человек ты новый, в этих местах неведомый, так что береженого Бог бережет. Пусть он возьмет.

Вишневецкий кивнул Гонте, и тот осторожно, точно в моей поясной сумке могла таиться гадюка, вытащил плоский ларец с письмами от моего «любимого дядюшки».

– Не боись, не укусит, – встрял Лис.

Гетман принял из рук верного стража изящную шкатулку и уже собрался открыть ее, но вдруг замер, будто забыв о своем недавнем вопросе.

– Это что? – озадаченно глядя на палисандровую крышку, негромко осведомился князь.

– Герб рода Гернелей, – гордо ответил я, искренне недоумевая, чем вызван столь неожиданный интерес.

– Оставьте нас! – грозно скомандовал хозяин терема, словно полагая, что кто-то может воспротивиться его приказу.

– Но-о… – затянул было Гонта.

– Ступай, – оборвал его Вишневецкий. – Я желаю побеседовать с глазу на глаз.

Едва закрылась дверь за гетманской стражей, как четкий, словно удар молотка по гвоздю, вопрос разорвал не успевшую сгуститься тишину:

– Что означает эмблема вашего герба?

– Прошу прощения. – Я с недоумением поглядел на собеседника. – Что непонятного?

– Вот эта крылатая дева с птичьим хвостом что означает? – с нажимом продолжил магнат.

– Это алконост – вещая птица, – удивленно пояснил я. – Мой предок Себастьян Гернель в годы правления Максимилиана I имел счастье предупредить императора о готовящемся против него заговоре. С тех пор алконост украшает наш герб.

– Ваш дядя, конечно, знал это, – проговорил князь, но, как мне показалось, слова его были обращены не ко мне. – Значит, вот что он имел в виду, – продолжая разговаривать сам с собой, негромко выдохнул он.

– О чем вы изволите говорить? – не сдержался я. – Почему и вы, и сотник Штаден упоминаете дядю Якоба так, словно его больше нет? С ним что-то случилось? Прошу вас, не томите меня неизвестностью!

Вишневецкий молча смерил меня взглядом, словно прикидывая, можно ли мне доверить государственную тайну. Наконец, решившись, он произнес негромко:

– Родич ваш, господин ротмистр, исчез чуть более месяца назад в Александровской слободе из мастерской своей, что при царевом дворце располагалась.

– Что?! – Я резко шагнул вперед, стараясь придать лицу ошеломленное выражение. – Не может быть.

– Это истинно так, – твердо проговорил властитель приграничья, угрюмо склоняя лобастую голову. – И быть может, я последний, кто с ним разговаривал.

– Но как же… – Я старательно изображал растерянность.

– Мы встретились в его лаборатории. Я задал ему вопрос, который тревожит меня последние годы. Он рассчитал ход звездных путей и заявил, что ежели я отправлюсь в свои владения, а если вернее – в Далибож, то вскоре найду вещую птицу на палисандровом дереве. По его словам, именно она поможет излечить мою душевную рану.

Если до того наш диалог был испытанием моих актерских способностей, то теперь пришла пора удивляться вполне искренне.

– Быть может, это все же ошибка? – неуверенно выдавил я, соображая, каким образом Джордж Баренс мог вычислить по звездам детали сегодняшней встречи.

– Я обшарил всю округу в поисках палисандрового дерева и не нашел ни одного. Что же касается вещих птиц… Ваша – первая, которая попалась мне в этих краях.

Вишневецкий озадаченно поднес к лицу шкатулку, выискивая, нет ли где кнопки, открывающей тайное отделение.