Железный поход. Том третий. След барса - стр. 3
«Почему чеченец уходит в борьбу? В месть? В горах существует песня. В ней чеченский вечер. В ней чеченец, приютившийся на ночь под шкурой. Всякий разумный в таком положении должен уснуть… Но чеченец – нет. Он не разумный, он младенческий. Ему вольность мерещится, и рядом с вольностью смерть или тюрьма, железная жалость царского конвоя и лязг каторжных вериг…
– О, мое сердце! – тоскливо, хватая за душу, завывает чеченец. – К чему зовешь меня?! К чему кличешь? Ты же знаешь, горячее…
Вольность и смерть. Тюрьма и вольность. Три призрака на одном пути. И все же, будто заговоренный, поднимается чеченец, чтобы ускакать на коне во мраке ночи, чтобы стать абреком, чтобы отомстить».>7
…Улочки аула, в который уже третий день с криками ночных птиц, удачно минуя посты часовых, проникал Дзахо, были пропитаны запахом овечьего сыра, навоза и прелью душистого кизяка, курившийся прозрачный дым которого мирно тянулся к звездам.
Час назад стихло надсадное пение муэдзина, и в ломком горном воздухе теперь отчетливо были слышны мычание коров и беспокойная перекличка овечьего блеяния.
Дзахо, до глаз закутанный в башлык, стараясь быть незамеченным, тенью скользнул в проулок, прижался к глинобитной стене чьей-то сакли, напряг слух и зрение. Во дворике, под навесом слышались гортанные звуки его родной речи споривших мужских голосов… Где-то на задах, у кукурузных сапеток, не то у конюшни, женщина отчитывала заигравшихся детей… Ниже по переулку, который вел к роднику, проявился тихий девичий смех; чокнулись друг о дружку боками медные кувшины… По приглушенному краткому звону Дзахо понял – они полны ключевой воды; значит, девушки возвращались домой…
…Внезапно за спиной послышался приближающийся лошадиный топот и говор… Бехоев не стал искушать судьбу, кошкой перемахнул через высокий, сложенный из самана и бута забор, нырнул через сады к амбарам, залег у плетня… Где-то загремела цепью собака, зашлась в лае, но тут же стихла под властным хозяйским окриком… Абрек выдержал паузу, заскользил гюрзой далее…
Люди в горах ложатся на закате, напрасно лампады не жгут, предпочитают засыпать пораньше и подниматься с зарей – таков уклад. Работы и забот у горцев непочатый край. Тут тебе и чистка кошар, и выгон баранты, и обьездка ретивых коней, и догляд за детьми, и то, и другое – только успевай загибать пальцы…
…Дзахо, держа ружье в руке, проник в третий-четвертый двор – припал ухом к приоткрытым ставням сакли, весь внимание и слух… В ту памятную ночь многое услыхало ухо аргунского барса в волчьем логове Ахильчиевых.
Мужчины-воины делились мнениями, спорили о больших скоплениях русских войск в районе Кизляра, Моздока, станиц Наурской, Червленной и Шелковской… Говорили об угущающихся штыках гяуров в крепости Грозной, которая смердящей язвой уже второй десяток лет выгнаивалась на равнине Малой Чечни; о грядущих смертельных битвах с неверными и об оружии… Это тема особая. Горцы любят и почитают оружие, как и все мужчины мира, однако любовь эта у них на грани безумства и помешательства, сильнее страсти к женщине, выше заоблачных пиков гор. Бахвальство на сей предмет в устах кавказца предела не знает… Чеченцы, как и другие дети гор, больны эти недугом чрезвычайно. В особицу они уважают хвастать своим родовым оружием… Сделай шаг – спроси у кого-то о прадедовской шашке, кремневке деда или кинжале отца! – владелец станет часами вещать, где и когда, в какой переделке этим благородным орудием кровной мести убит был враг во благо святого дела.