Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо - стр. 30
− Закон для всех один80, − потирая колено, усмехнулся Шамиль и обернулся к обступившим его мюридам. Прославленные горцы одобрительно загудели на разные голоса. Имам пригубил пиалу с зеленым чаем, смакуя душистую чашу, и снова посмотрел в мерцавшие возбуждением глаза родовитого чеченца.
Имам не вполне верил Ахильчиеву. Чувствовал его скрытое напряжение, ужиную изворотливость, желание выгадать свой интерес, перехитрить, упрятать поглубже правду, до которой хотели добраться вопросы ближайших помощников Шамиля − дибиров и муфтиев. Однако тот не мог допустить и мысли поставить под сомнение собственный свод законов, именуемый в народе низамами − «кодексом Шамиля».
Ко всему прочему, Джемалдин-бек был известный и почитаемый мюршид в наибстве Талгика Аргунского, из богатого кинжалами и папахами ахильчиевского тейпа; бесстрашный, проверенный воин, преданный Газавату; его джигиты доставляли немало бед и хлопот карательным отрядам гяуров в Черных горах Чечни и надежно держали «на замке» Аргунское ущелье. А кто такой был Дзахо Бехоев?.. Безродный полукровка? Чечен? Осетин? До сего дня Шамиль и не знал о таком… Впрочем, однажды он, кажется, слышал краем уха не то от Адахана, не то от Занди, не то от Солтамурада или еще от кого-то из тех мест о смелом юноше, ходившем в набег за Терек… у того юноши тоже как будто было странное имя… Ну так мало ли славных джигитов знают горы Чечни и Дагестана? «Если я откажу Джемалу, − решил имам, − меня неправильно поймут. Кому чабан люб, люба и его собака. Не плюй в яму, где вода… быть может, придется из нее пить».
− Закон для всех один… − растягивая слова, повторил Шамиль.
− Вот и я о том же! − вспыхнул чеченец. − Уо! Дай дорогу моим нукерам, Справедливый Шамиль, рабом твоим стану до конца дней своих! Волла-ги, билла-ги!… Иначе Ахильчиевым за ворота нельзя будет выйти. Каждый аулец отвернется от нас: разве они люди, разве мужчины они? Не сумели уберечь свою девушку, защитить свою честь! Бабьи шальвары им! Платки на головы! Ва-а!!
− Довольно. − Имам охладил пыл горца. Передал пустую пиалу в руки стоявшего за его спиной молодого мюрида; задумчиво посмотрел на едва черневшего в облаках орла, который казался недвижимым на своих распластанных крыльях, потом задержал взор на погруженных в дневной сон охристых скалах и вдруг бросил в лицо просителя: − Ты считаешь меня глупцом? Почему я должен верить твоему языку? Мои уши слышат голос только одной стороны.
Джемалдин-бек окаменел скулами; от неожиданности, против воли, подался назад. Неподвижные глаза имама − вершителя судеб − сурово взирали на него и, казалось, прожигали насквозь, издевались и сулили ему одно − поражение.
− Я твой слуга, имам… − глухо, почти зло прорычал Ахильчиев.
− И что же? − сдержанно, не повышая голоса, прикрыв веками свои широко расставленные глаза, спросил Шамиль. − Разве слуги не могут врать?
Тертый, стреляный волк Ахильчиев собрал волю, хотел ответить в свою защиту, но слова набились во рту, мешая друг другу, а глаза видели перед собою лишь огненно-красную гущу стриженой бороды, которую разрезала кривая ухмылка.
− Я твой мюршид, Повелитель. Прикажи прыгнуть в пропасть…
− Знаю. Прыгнешь. Куда ты денешься… − все так же монотонно продолжал имам. − Впрочем, у тебя есть выбор… Умереть сейчас же − тебе вырвут язык, а потом отрубят голову… или испытать волю Аллаха.