Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо - стр. 16
…Вот и теперь, вызвавшись сопровождать главнокомандующего до Внезапной, Заводовский не выпускал из виду легкую, по-молодецки стройную фигуру. Приметив, что «британец» графа резко прибавил ходу, атаман тут же всадил шпоры в крапчатые бока своему рысаку, пуская того во весь мах. Глаза застило слезами, уши забивал режущий свист рассекаемого ветра, но Заводовский, припадая к напряженно выгнутой вперед шее коня, не отставал, с преданным рвением ловил взгляд оглядывавшегося Воронцова.
Через полверсты граф натянул узду-двойчатку, ловко справляясь с пляшущим на дыбах жеребцом, перешел на куцый намет. И тут же через минуту его нагнал атаман. Лихо осадив на всем скаку, он волнительно крикнул:
− Усе в «ножнах», батюшка-государь?!
Граф лишь отмахнулся от назойливого атамана, но тот, будто и не заметив, поравнялся с ним и, вытирая шелковым отворотом черкески слезы, застилающие нахлестанные ветром глаза, озаботился:
− Виданное ли дело? Негоже, батюшка-государь, наперед-то… в пекло лезть! Неровен час, тьфу-тьфу… чокнет вас пулькой чечунский шайтан, и ау…
Воронцов бесстрастно продолжал покачиваться в седле, направляя коня на обочину тракта, где «помол» пыли был не столь велик; и за то короткое время, в которое конь, потрясывая белой гривой, пересекал пустынный шлях, в сердце Михаила Семеновича остывал охвативший его было пыл душевного отчаянья.
Заводовский, потерпев неудачу в «лобовой атаке», рук не опустил, зашел с другого фланга с масляной улыбкой и заготовленной речью.
− Спешу выразить восхищение вами и вашим обращением к войскам, ваше высокопревосходительство! Чистое дело − краше не слыхивал… А как десять тысяч глоток кричали вам «ура»?! Истинно − батюшка-государь!.. Во имя торжества победы и Государя.
− Да… в России исстари все происходит не благодаря, а вопреки… − скорее самому себе, чем кому-то, констатировал граф.
− Не понял. Прошу покорно повторить, ваше… Тю-у ты, дьявол шальной! − густым басом рявкнул на рысака атаман и задал ему кнутовищем по горбатой, с розовыми ноздрями морде.
Воронцов дождался, когда генерал «выправил» занудившегося коня, и, философски растягивая слова, молвил:
− Я не одержим Кавказом, атаман, но одержим верноподданическим чувством к России. Впрочем, − Михаил Семенович провел кончиком языка по верхней губе, вглядываясь в вырастающую и уходящую в горизонт цепь снеговых гор, − мои приверженности и вкусы меняются с каждым днем. Смотрите, голубчик, смотрите лучше, атаман! − Граф восторженно указал перчаткой на заснеженные, искрящиеся на солнце, подобно голубым алмазам, пики.
− Ну-т, горы, − обыденно буркнул Заводовский. − Я их тут боле двадцати лет наблюдаю. Устал, право.
− Вот именно, горы!.. − не слыша сентенции собеседника, подчеркнул Воронцов. − В гордом профиле Кавказа застыла красота и жестокость. Красоту я оставлю, а жестокость… сомну, уничтожу.
− Это как же вас понимать прикажете?
− Видите ли, Заводовский, я мог бы увести отсюда свою армию, оставив эту первозданную, девственную красоту нетронутой… И в ледяных чертогах Шамиля вряд ли бы прослезились по сему поводу, но!..
Граф победоносно посмотрел в напряженные от внимания глаза атамана и с лисьей, хищной улыбкой продолжил:
− Но вот какое дело, Заводовский… Каждое Божье утро, когда я просыпаюсь и совершаю прогулку верхом, я все больше и больше влюбляюсь в эту дикую, полную тайн и легенд страну. Нет, я не наивный романтик, Заводовский, я прагматик и реалист. Но признаюсь, голубчик, Кавказ покорил меня. Я всей душой люблю и ласковый, покладистый Крым, однако!.. − чувствую, без Кавказа мне будет одиноко, как без любимого младшего сына… Да, да, пусть непослушного и шкодливого, ну так ведь это до времени… до зрелости… Я отношусь к той категории отцов, Заводовский, кои не жалеют розгу, дабы не испортить дитя. Нет, нет, в Кавказе решительно есть магия, которая чарует. И именно это… заставляет меня, как Господа Бога, изгнать этих вероломных, грязных дикарей из рая. Что-что? − Граф, недовольный, что его перебили, с возмущением посмотрел на атамана.