Железный поход. Том 1. Кавказ – проповедь в камне - стр. 26
Впрочем, политика, равно как и меткие замечания мудрых мужей по тому или иному поводу в этот час мало занимали его государственный ум. Его незаконнорожденный сын, жуткая трагедия, разыгравшаяся несколько месяцев назад в доме старого графа Холодова, нежданный арест доблестного слуги, который с честью исполнил его личную просьбу – вот те стрелы, что огнем жгли грудь главнокомандующего гвардейским и гренадерским корпусами.27
Он живо припомнил то уже забытое, но пылкое влечение к милой фрацуженке mademoiselle де Ришар, которое закончилось весьма неожиданным, но закономерным финалом. «Что ж, в основе всех великих страстей лежит прелесть опасности – так, кажется, рассуждают французы? – усмехнулся Михаил Павлович, отходя от окна. – Однако не следует предаваться сожалениям о прошлом, жаловаться на перемены, которые нам в тягость, ибо перемена есть условие жизни. Что же до пересуд и скандалов при дворе, то часть их обычно остается в тени. И это всегда лучшая их часть. Вот вам и «правило тени» в действии». Между тем, его тривиальная история с бриллиантовой брошкой-шифром28 – фрейлиной Императрицы m-lle де Ришар едва ли более давала повод для скабрезных сплетен в обществе, чем какая другая. Взять хотя случай с m-lle Нелидовой, что долгое время была в близких отношениях с его царственным братом29. Здесь тоже не обошлось строеньем глазок… Причиной ее падения не тщеславие, не корыстолюбие, не честолюбие; она так же, как и его возлюбленная, была увлечена чувством искренним, хотя и греховным, и никто даже из тех, кто осуждал это право, не мог отказать ей в уважении…
Дальнейшая судьба таких дворцовых особ, после ухода «со сцены», устраивалась по обыкновению весьма не худо, и многие фрейлины, если не все, только мечтали о такой альковной карьере. Бывшие фаворитки, будучи уже в тени, нередко ссуживали немалые тысячи в Инвалидный капитал30, продолжали активную светскую жизнь или, напротив, удалялись от общества, так что встретить их способно было лишь во дворцовой церкви, где они ежедневно бывали у обедни.
Перед мысленным взором Михаила Павловича соткался нежный образ его бывшей фаворитки: юная француженка с покатыми обнаженными плечами, красивая особенной фарфоровой красотой светских дам восемнадцатого века. Правильные черты, нежный овал, густые волосы двумя черными крыльями ниспадали на уши и закрывали их.
Вспомнил он и тот день, когда эта миниатюрная француженка, о грации и походке которой он любил говорить: «Sie geht nicht, sie schwebt»31, родила ему сына. Княгиня Салтыкова зашла к нему около шести утра, крайне взволнованная, и объявила, что у m-lle де Ришар родился мальчик. Будучи отцом уже пятерых законных дочерей, Михаил Павлович испытал сложное, доселе незнакомое ему чувство. Беспокойная радость бежала под руку с горьким отчаяньем правды: l'enfant сей являлся bâtard… а стало быть, и судьба его была предрешена с колыбели.
Князь был крайне подавлен. Как человек чести, он всячески хотел бы приукрасить жизнь своей возлюбленной, своего незаконнорожденного, единственного сына… Увы, царствующий брат – Император Николай – не допускал шуток, когда дело шло о добрых нравах их августейшей фамилии и императорского двора. Михаил Павлович, как никто другой, прекрасно знал нрав Государя и предвидел, случись что, в какой величайший гнев придет тот. Погруженный в глубокую меланхолию, отложив дела государственной важности «на потом», он вынужден был срочно принять суровое, но единственно верное решение. И оно случилось к сроку – гусиное перо начертало строки: «P. S. Прежде, семнадцать лет назад под Гроховым… уж так было угодно судьбе, я «отнял» у вас сына, нынче я вам его возвращаю, граф. Сын мой крещен и наречен Александром в светлую память о том, кто некогда спас мне жизнь».