Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - стр. 20
— Но я не знаю его устройства! У вас есть… руководство? Схема этого… механизма?
— Нет. Тут пригодится ваш дар. Или просто ваши умения.
— Я не смогу.
— Предлагаю попробовать.
— Каким образом?
— Просто посмотрите. Может, разберетесь влет, в чем дело, и сумеете меня подлатать.
— Прямо сейчас? — я совершенно растерялась.
— Да, прямо сейчас.
— Пройдемте в мастерскую! Там светлее и есть необходимые инструменты! — угодливо предложил отец и, не дожидаясь ответа, махнул рукой, приглашая идти за собой.
Полковник повернулся и пошел следом; пришлось пойти и мне.
Примечание*
Витализм — признанное псевдонаучным учение о наличии в живых организмах нематериальной сверхъестественной силы, управляющей жизненными явлениями — «жизненной силы». Согласно этой теории, процессы в биологических организмах зависят от этой силы, и не могут быть объяснены с точки зрения физики, химии или биохимии. Это учение было популярно в конце XVIII — нач. XIX вв. Одические (одиллические) силы — название «жизненной силы», которое использовал немецкий исследователь Карл фон Райхенбах. Эта теория также получила развитие в месмеризме. В книге есть много отсылок к учениям, популярным в эпоху Просвещения и Романтизма.
5. Глава 5 Шестеренки в груди
В мастерской я немного успокоилась. Все здесь было привычным. Солнце лилось в высокие окна, отсвечивая на медных и латунных поверхностях, тикали часы — тихо, нестрашно. Деревянный пол легонько поскрипывал под ногами.
Полковник обвел мастерскую неприязненным взглядом, потер висок костяшками пальцев и поморщился, будто тиканье часов его раздражало.
Отец поставил на середину комнаты высокий стул, пододвинул к нему небольшой столик и, торопясь и роняя вещи, разложил инструменты, которыми за свою долгую практику оживил и восстановил немало тонких механизмов.
Я видела, что он опасается нового наместника и стремится ему угодить. Но не обращает внимания, что его дочь встала в углу, кусает губы и не желает подойти.
Полковник расстегнул сюртук, снял и бросил на верстак. Туда же отправились жилет и шейный платок. Взялся за подол рубашки и стянул ее через голову одним движением.
Щеки мои опалил жар. Полковник выпрямился и стоял в лучах солнца, обнаженный по пояс. Следовало немедленно отвернуться, но я бесстыдно глазела. Без рубашки он казался еще более массивным. Как есть голем! Мощную грудь и предплечья покрывали черные волоски, бугрились мышцы, а руки с выпуклыми жилами были у него как бревна.
На левой стороне груди блестела медная пластина — заплатка на смуглой коже, с бледной каймой шрамовой ткани вокруг.
Я опомнилась и отвела глаза.
— Ну же, подойдите! — нетерпеливо велел полковник.
— Прошу, ваша милость, наденьте рубашку, — пробормотала я, чувствуя, как горят щеки, а слезы готовы брызнуть от смущения и страха.
— Да, это несколько… излишне, — неловко сказал отец. — Моя дочь — незамужняя девушка, и, думаю, ей не следует… Мне кажется, господин Морунген, вам достаточно распахнуть ворот.
— Простите, — сказал полковник. — Подумал, раз вы работали в госпитале и хотели стать лекарем, то привыкли осматривать пациентов.
— Я работала только с детьми. — Я подняла глаза. Полковник уже натягивал рубашку; мелькнула широкая спина, на которой перекатывались от усилий мышцы. От увиденного стало жарко в груди и в голове.