Желанное наказание - стр. 14
В дверь комнаты негромко постучали, дверь раскрылась и в спальню вошла пожилая женщина.
На ней было надето темно-синее строгое платье, повязан белый передник, на ногах – темные туфли на устойчивом каблуке. Очень похоже на униформу, которую носят слуги в богатых домах – добротно и элегантно, опрятно и строго. Ее серебряные от седины волосы уложены в аккуратный узел на затылке.
- Миледи уже проснулась? – почтительно произнесла она, сложив руки на животе. – Доброе утро. Желаете завтракать здесь, в постели, или спуститесь в столовую?
Внимательные глаза горничной – а это, вероятно, была горничная, посланная хозяином дома за Алилессой, - рассматривали девушку, и та покраснела, понимая, как сейчас выглядит – взлохмаченная, с припухшими от ночных слез глазами и искусанными красными губами.
Она стыдливо натянула одеяло до подбородка, ей хотелось чтобы старуха убралась прочь сию же минуту, оставила ее в покое, но та стояла как вкопанный в землю столб, будто так и надо, и терпеливо ожидала ответа.
- Пожалуй, я спущусь вниз, - промямлила Алилесса, краснея. Старуха не могла не понимать, что произошло тут ночью. На полу валялись обрывки ночной рубашки Алилессы, простынь была покрыта неряшливыми пятнами, и Алилесса с содроганием поняла, что это пятна ее крови.
Уже потерявшей свою яркость, ставшей бурой, темной, но тем не менее.
Не хватало еще, чтоб и слуги в этом доме считали ее, Алилессу, шлюхой! Не хватало еще того. чтоб потом они перешептывались за ее спиной, рассказывая друг другу с презрением о том, как она, проведя с Гранчстером ночь, неумытая и неприбранная, лохматая, ела в постели, как какая-то неряха!
- О, миледи, - тактично произнесла горничная, проследив за ее взглядом и тоже увидев эти пятна. Алилесса побагровела и поспешила накинуть на них одеяло, но было уже поздно. – Вам помочь? Вероятно, вам нездоровится?
Том… Почему-то в памяти всплыло его лицо и сердце Алилессы внезапно кольнуло острое чувство любви – так бывает, когда теряешь кого-то очень близкого и когда понимание потери наконец доходит до разума и осознается в полной мере.
Том, красивый и молодой, вспыльчивый и глупый, он ведь тоже любил ее!..
Как бы свински он не вел себя в тот роковой день, он же долгое время терпел ее отказы, смирялся с тем условием, которое она ему поставила, и был к ней нежен. Да, нежен – он целовал ее, замирая от ответных касаний ее губ, он обнимал ее и лаково гладил плечи, он…
А с Гранчестером все будет не так. Не будет нежности. Не будет трепета в прикосновениях, не будет замирания сердца – все ведь уже произошло, чем можно тронуть, удивить его ледяное сердце? И захочет ли он вообще того, что сам с таким презрением называл телячьими нежностями? Нет; ему нужен только секс, только ее тело.
Не будет тепла, того особого приятного чувства, что обычно ощущают двое влюбленных, просто находясь дуг с другом. А будет вот это – грубая, грязная, стыдная возня в темноте, разрывающее, унизительное наслаждение сначала и чувство болезненной пустоты после.
Эта пустота сейчас ощутилась особенно остро. Алилесса подсознательно ждала, что ее муж все же проявит человечность, проявит хоть каплю доброты и пожалеет, произнесет те слова, которые сейчас произносит эта чужая женщина, убедит ее, Алилессу, испуганную, сгорающую от стыда, что все произошедшее вовсе не знак того, что он неуважительно к ней относится. Хоть какие-то слова, хоть какое-то утешение и помощь, а не это холодное использование!