Желание - стр. 41
– Мне так жаль.
Я качаю головой, пытаясь сдержать слезы. Я не могу говорить об этом сейчас. Я слишком измучена, чтобы вести разговор по душам с моей кузиной. И она, видимо, чувствует это, поскольку спрашивает:
– Ты собираешься что-то с этим делать?
Да, собираюсь, и в моей голове начинает брезжить мысль.
– Как ты думаешь, я могла бы как-то договориться о встрече с Кровопускательницей?
– С Кровопускательницей? – В голосе Мэйси звучит удивление, но она, видимо, быстро понимает, что у меня на уме, поскольку добавляет: – Не знаю насчет «договориться», но уверена, что ты могла бы убедить Джексона доставить тебя к ней.
– А что, если он не согласится? Я понятия не имею, как мне попасть туда без его помощи.
– Он доставит тебя туда. – В ее голосе звучит куда больше уверенности, чем есть у меня после того разговора с Хадсоном. – Ведь узы вашего сопряжения важны не только для тебя, но и для него.
– На прошлой неделе я бы согласилась с тобой, но теперь… – Я думаю о холодности в его глазах, когда он говорил о разрыве. – Теперь я уже не так в этом уверена.
– Ну а я уверена настолько, что моей уверенности хватит и на тебя, и на него. Напиши ему и попроси доставить тебя туда в эти выходные. Она обязана дать вам объяснение.
По-моему, она обязана сделать для нас намного больше, ведь это ее заклинание разрушило мою жизнь. Впрочем, возможно, только мою…
Я поворачиваюсь на бок и беру свой телефон. Но вместо того, чтобы написать Джексону, я пишу Хадсону.
Я: Привет, ты не хочешь кое-куда прогуляться со мной на этих выходных?
Ответа нет, и до меня доходит, что час поздний; вероятно, он уже лег спать. Но тут на экране появляются три точки, означающие, что он пишет ответ, и я ничего не могу с собой поделать – мое сердце начинает биться быстрее.
Хадсон: Кое-куда – это куда?
Я улыбаюсь. Ну конечно. Только так он и мог ответить.
Я: А это важно?
Хадсон: Если ты задумала совершить государственный переворот в какой-нибудь небольшой стране, то да. Если ты хочешь поваляться на снегу, то нет.
Я: Извини. Никакого переворота.
Я: Я хочу встретиться с Кровопускательницей.
Нет ответа. Я заставляю себя смотреть на экран, пока на нем опять не возникают три точки.
Хадсон: Я сейчас свободен…
Ну, конечно. Весьма оскорбительно, что ему настолько не терпится разорвать узы нашего сопряжения, что он ради этого готов бросить все.
Я: В субботу.
Хадсон: Или сейчас.
Я посылаю ему эмодзи, где человечек закатывает глаза.
Я: Я не передумаю.
Я: Я приглашу и Джексона.
Хадсон: Может, ты все-таки просто поваляешься в снегу?
Я не могу удержаться от смеха.
Я: Увидимся на уроке.
Хадсон: Как сказал Достоевский, «страдание и боль обязательны для широкого сознания и глубокого сердца».
Я: Мне казалось, что «Преступление и наказание» для тебя чересчур легкое чтение.
Хадсон: Похоже, сейчас у меня прилив оптимизма.
Я: Спокойной ночи.
Хадсон: Спокойной ночи, Грейс.
Я держу телефон в руке еще несколько секунд, чтобы посмотреть, не напишет ли Хадсон что-то еще. Когда он этого не делает, я начинаю думать о том, чтобы написать Джексону и поставить его в известность, но затем решаю, что смогу просто поговорить с ним завтра на уроке. Отправить парню сообщение через неделю после того, как он бросил тебя, слишком похоже на акт отчаяния, особенно после полуночи.