Желание - стр. 37

Он вздыхает.

– Не знал, как должны выглядеть узы сопряжения.

– О чем ты? – Мой голос срывается.

– Нет, я не говорю, что вы с ним не были сопряжены по-настоящему. – Хадсон кладет руку мне на плечо. – Я хочу сказать, что с узами твоего сопряжения с Джексоном было что-то не так. Не знаю, в том ли было дело, что заклинание уже начало действовать, или в том, что…

– В том, что с ними всегда было что-то не так? – договариваю я.

– Да, – нехотя отвечает он. – Они были двухцветными, Грейс. Там было два цвета: зеленый… и черный.

Выходит, я правильно сделала, что приготовилась к удару, потому что в моем животе вдруг разверзается пустота, голова начинает кружиться, и в ней крутится одна-единственная мысль.

Если с узами моего сопряжения с Джексоном всегда было что-то не так… то, возможно, их уже никогда не удастся восстановить.

– Мне надо идти, – мямлю я и иду вперед по коридору, надеясь, что Хадсон просто даст мне уйти. Мне совершенно не улыбается и дальше копаться в себе.

Думаю, до этой минуты я продолжала надеяться, что ситуацию еще можно исправить. Что мы с Джексоном сможем снова быть вместе. Всю эту неделю я горевала об утрате наших уз сопряжения, но, несмотря на наш разрыв, не переставала думать, что мы найдем способ все наладить. Вот дура.

Мне следовало сразу понять, что магическая вселенная наверняка приготовила для меня еще одну подлянку.

Остается надеяться, что Хадсон позволит мне самой добраться до моей комнаты, чтобы я смогла без помех оплакать потерю всего того, что было между Джексоном и мной.

Но Хадсон, похоже, не просекает фишку, поскольку продолжает идти рядом. Ну конечно. С какой радости ему вдруг начинать делать то, чего хочу от него я?

Мои руки дрожат, я пытаюсь сдержать слезы, которые выдадут меня с головой, и жду, когда он спросит, в чем дело, или, хуже того, поинтересуется, все ли со мной в порядке. Но он не спрашивает, а просто шагает молча, затем наконец прерывает молчание:

– Я понимаю, что эта новость стала для тебя шоком, Грейс. Но в самом деле, неужели ты так уж удивлена тем, что малыш Джекси не сумел справиться даже с такой штукой, как узы сопряжения?

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, чувствуя, как отчаяние, грозившее поглотить меня целиком, моментально сменяется яростью.

– Ты серьезно? Неужели у тебя совсем нет сострадания?

Он опять напускает на себя скучающий вид.

– Я же вампир. Сострадание – это не по нашей части.

Я щурю глаза.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, я обращу тебя в груду камней.

– У-у-у, как я испугался. – Он картинно взмахивает руками, изображая панику. – О, погоди. Это мы уже проходили.

И я вдруг понимаю, насколько дурацким получается этот разговор, и моя злость испаряется.

Однако Хадсону это, похоже, невдомек, поскольку вид у него оскорбленный – вернее, я так думаю, пока не заглядываю в его глаза и не вижу в их глубине удовлетворение. И до меня доходит еще кое-что.

Хадсон затеял это нарочно. Он знал, что я убита горем, знал, что я прилагаю все силы, чтобы не разреветься прямо здесь, посреди коридора. И донимал он меня не потому, что он говнюк, а потому, что он старался быть милым, хотя он наверняка скорее бы умер, чем признался в этом.

Он делает это не в первый раз и, вероятно, не в последний. Но, может быть, когда-нибудь я все-таки перестану на это клевать. Может быть.