Жажда - стр. 2
– Так это ангел? Ангел прорек ему обо мне?! – сев на постели, восторженно воскликнул малыш.
– Вестимо так, ангел Божий, – ласково подтвердила старушка. – Знать, дела велии тебя ожидают, княжич!
Мальчик гордо и даже торжественно кивнул головой. А нянька вдруг спохватилась, всплеснула руками:
– Ох, да что это я, неразумная! Так-то ты засыпаешь, голубочек наш! Ложись-ко в подушечки, а я укрою тебя!
И она с таким усердием захлопотала вокруг ребенка, что не заметила, как колыхнулись завесы, скрывавшие дверь, что вела в покои его отца…
Великий князь, расстроенный тем, что услышал, вернулся к себе, так и не благословив сына на ночь.
«Глупые бабы! – досадовал он. – Испортят, захвалят мальчишку! Пора отдавать его в мужеские руки. Завтра же назначить дядьку. А то – загордится, возомнит о себе. А что его ждет? Престол его будет шаток: родные дядья первые бросятся на него, как голодные волки, – сами зарятся на Москву».
Вот только что – и свежа еще боль от ссоры – он, Василий, согнал с удела брата Константина, взял под стражу его бояр. Не желают признать права племянника на престол Московский, завещание их отца, Димитрия Иоанновича, толкуют по-своему. Криво толкуют! Себе все хотят! Брат Константин, злобствуя на него, великого князя, уехал в Новгород, вечное гнездо бунтарей, и что-то еще он там затевает! Да и братец Юрий ему под стать, если не хуже…
И не разумеют того, что наследовать престол великого князя не следует братьям, а только сыну его. Чтобы не сменялись без конца на престоле князья, а возле него – бояре-советники, чтобы не лихорадило власть, чтобы крепка была Русь преемством правления.
Ведь мало внутренних нестроений, мора и голода, сколько врагов у многострадальной русской земли? Татары, немцы, ляхи, литва – все норовят покорить ее! Что-то будет?!.
Тяжко вздохнул великий князь. Чувствовал он, что ему недолго осталось жить. На кого оставит он сына?! На кого оставит он Русь? Всю жизнь он трудился, чтобы держава была крепка, чтобы ее не сгубили, не растерзали междоусобные брани, «чтобы свеча не угасла», как некогда написал в духовной дядя отца, князь Симеон, как завещал и отец, Димитрий Донской.
Василий вошел в кабинет, где терпеливо ждал его дьяк, склонясь над неоконченным завещанием, и велел:
– Пиши: «А сына своего князя Василья благословляю своею вотчиною великим княженьем, чем мя благословил мой отец».
Потом задумчиво прошелся по комнате, остановился возле дверей, обернулся… Дьяк старательно выводил буквы духовной, а сверху, из красного угла, с древней иконы, освещенной лампадой, взирали на них очи Спасителя… Глядя на образ, князь твердо добавил:
– А закончить надобно так: «А кто сию мою грамоту порушит, судит ему Бог, а не будет на нем мое благословенье в сей век, ни в будущий».
Он перекрестился, и тихо сказал: «Аминь».
Даже дьяк не расслышал этого слова, но прозвучало оно, как приговор.
Глава 3
Благодарность великого князя
Смутная, но назойливая тревога терзала боярина Всеволожа. Казалось, что даже серое, низкое осеннее небо душило предчувствием неотвратимого…
Боярин перебирал в уме череду событий последних дней, обдумывая, откуда подстерегает беда. Что за смущение начало вдруг нападать при нем на юного великого князя? Отчего стал уклончив и неуловим его взгляд? Почему, нарушив обычай, не позвал он его сегодня к обеду? Что происходит?!