Жажда - стр. 63

Не потому, что Джексон преграждает мне путь, хотя именно это он и делает, а потому, что все мое естество неудержимо влечет к нему. В том числе и к исходящей от него опасности. Особенно к опасности, хотя прежде я была не из тех девушек, которые рискуют просто ради острых ощущений.

Возможно, поэтому-то, вместо того чтобы обойти его и побежать к замку, что было бы правильно, я смотрю ему прямо в глаза и говорю:

– Да, в самом деле. Потому что я тебе не подчиняюсь.

Он смеется. И это самый наглый и надменный смех, который мне когда-либо приходилось слышать.

– Мне подчиняются все… в конечном итоге.

О боже! Какой козел!

Я картинно закатываю глаза, обхожу его сбоку и иду по дорожке, выпрямив спину и ускоряя шаг, – по идее, это должно показать ему, что я не желаю, чтобы он шел за мной. Потому что, когда он говорит такие вещи, мне становится неважно, что меня влечет к этому парню. Зачем тратить время на человека, который возомнил, что своим существованием он всех осчастливил?

Однако, похоже, Джексон умеет понимать язык тела не так хорошо, как я полагала, или же ему просто-напросто пополам. Как бы то ни было, он не отваливает, как ожидала я, а идет рядом со мной, не отставая, как бы быстро я ни заставляла себя идти.

Это достает и само по себе, а тут еще и эта мерзкая самодовольная ухмылка, которой он даже не пытается скрыть. И взгляд искоса, за которым следуют слова:

– Близко общаясь с Флинтом Монтгомери, ты слишком высовываешься. Лезешь на рожон.

Я игнорирую его и иду дальше, просто иду дальше.

Не дождавшись моего ответа, он продолжает:

– Дружба с дра… – Он вдруг осекается и прочищает горло. – Дружба с таким малым, как Флинт, это…

– Что? – набрасываюсь на него я, вне себя от злости. – Дружба с Флинтом – это что? О чем ты?

– Это все равно что намалевать у себя на спине мишень, – отвечает он, немного ошарашенный моим гневом. – Близко общаясь с Флинтом, ты не сможешь оставаться в тени.

– Да ну? А что же тогда могло бы означать близкое общение с тобой?

Его лицо утрачивает всякое выражение, и какое-то время я думаю, что он не станет отвечать. Но в конце концов он говорит:

– Это была бы полнейшая, совершеннейшая глупость.

Это не тот ответ, которого я ожидала, особенно от такого высокомерного и вредного типа, как он. Но его откровенность и прямота обезоруживают меня, и, хотя до этого мне казалось, что тут нечего говорить, я отвечаю:

– И все же ты здесь.

– Да. – Его темные задумчивые глаза всматриваются в мое лицо. – Я здесь.

Между нами повисает молчание – тяжелое, опасное, полное скрытых смыслов и напряженное, словно натянутый под цирковым куполом канат.

Мне надо уйти.

Ему надо уйти.

Но мы оба застыли и не сдвигаемся с места. И, быть может, я сейчас даже не дышу.

Наконец Джексон шевелится, хотя напряжение это не разряжает, и делает шаг ко мне. Потом еще, еще, пока между нами не остаются только мои объемистые одежки и тончайший слой воздуха.

По спине у меня бегают мурашки – не от холода, а от того, что Джексон сейчас так близко.

Мое сердце стучит часто и гулко.

Голова идет кругом.

Во рту сухо, как в пустыне.

Состояние остальных частей моего тела не лучше… особенно когда Джексон берет мою руку в перчатке и большим пальцем гладит мою ладонь.

– О чем вы с Флинтом говорили? – спрашивает он, секунду помолчав. – На вечеринке?