Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии - стр. 27

Хотя все подчинено достижению целей, конечная цель, как ни парадоксально, так и остается неосознанной отдельным человеком. В отличие от ремесленника, который видит конечный итог своей работы, заводской рабочий, в силу высокой степени разделения труда, часто не понимает смысла и цели отдельной производственной операции, не представляет себе конечный продукт, не может его видеть и распоряжаться результатом своего труда (Андерс). Мы утратили связь с целостной реальностью, мы можем воспринимать лишь только отдельные ее «фрагменты». Цель и путь к ней – два полюса «смысла» – отделены один от другого, и потому и то, и другое теряет смысл; так как одно теперь не соотносится с другим, то нет и наполненного смыслом единства. Такое «одномерное операциональное мышление» (Маркузе) взяло верх в «обществе условных рефлексов» (Мичерлих). Общий смысл отделен от частичного смысла, а создание смысла отделено от обнаружения смысла. Приоритетным является создание смысла, а не его обнаружение, действие важнее смысла сделанного, активный «Homo faber»[19] важнее, чем человек созерцающий, обладание важнее, чем бытие. Разумеется, происходит отчуждение человека от самого себя и от своих чувств и потребностей, и эта «болезнь века» в наше время уже так распространена, что на нее почти никто не обращает внимания (Fromm, 1972).

Наконец, кризис смысла нашего времени характеризуется нарушенными коммуникациями. Вместо гибкого колебания между закрытостью и открытостью, между обменом фактами и личным эмоциональным общением, отношения между людьми часто становятся техническими и функциональными, служат лишь для передачи информации. Место личных потребностей занимают требования организаций, для которых чувственная составляющая межличностных отношений оказывается лишь ненужной помехой. Человек как субъект больше не нужен, теперь его рассматривают, скорее, как «систему, реализующую смысл» (Fischer, Steinlechner, 1992, S. 89).

Теолог и психоаналитик Евгений Древерман в своей книге «Смертельный прогресс: о разрушении мира и человечества при христианстве» описывает христианство и его представление о человеке как причину современного кризиса смысла (Drewermann, 1991). По его мнению, христианство способствовало крену западной культуры и духовности, разграничивая внутреннюю и внешнюю природу и поддерживая однобокое развитие целеполагающего прогрессивного мышления. Природа же, напротив, организована циклически; ритмы природных процессов свидетельствует о динамическом единстве противоположностей, что иллюстрируют бесчисленные мифологические образы круга и круговорота, например, в символах Уробороса или танцующего Шивы, который одной рукой создает мир, а другой забирает его обратно.

Перри также обращает внимание на то, что в архаических культурах понимали циклический характер природных процессов, и только современный человек убежден в иллюзорном линейном прогрессе. «Психика на пути индивидуации не приемлет застоя, как и природа не терпит пустоты… Даосы очень хорошо понимали, что противоположности не существуют сами по себе, а как Инь и Ян всегда текут и взаимодействуют, тесня и уступая друг другу, постоянно обращаясь одно вокруг другого» (Perry, 1990). Для природы главное – не жизнь, как пишет Древерман, а «равновесие между жизнью и смертью, и кто не признает смерть как условие жизни, тот никогда не сможет быть в согласии с природой» (Drewermann, 1991).