Жаркий фермер. Битва за хозяйство - стр. 6
– Вот, слышал! Неповадно будет. ― Люся подошла к калитке, собака, услышав знакомые голоса, успокоилась и лишь водила мордой за забором, пытаясь рассмотреть в расщелине, что на улице интересного происходит. Почуяв запах курицы, нос свой прижала в зазор под калиткой. ― Ешь, Дружок, меня Люся зовут. ― Сзади раздавались постанывания Толика, пытающегося с помощью Кудряша залезть в кузов телеги. Подсунув еду собаке, Людмила подошла к друзьям, поблагодарить и попрощаться. ― Толь, зла не держи, откуда я знала, что ты такой хлипкий.
– Не хлипкий я, просто приземлился неудачно.
– Если помощь какая нужна или деньги на лекарства, обращайся.
– Не переживай, завтра к деду Макару свезём, тот его враз подлечит. У него руки золотые, лежачих на ноги ставит, ― утешил Саня. ― Разберёшься дальше сама?
– Попробую, обратного пути уже нет.
Лошадь фыркнула, тронувшись с места.
Дружок ел с аппетитом такими темпами, что запаса оставшейся курицы могло не хватить на процедуру заключения мира с мохнатым сторожем.
– Миленький мой, давай мы с тобой попытаемся жить дружно, пока хозяйка твоя не вернётся, а иначе, кто же тебя и других животных накормит? ― приговаривала Людмила, чувствуя, как от усталости клонит в сон. Просунула руку, в попытке отворить засов, получив в ответ молчаливое согласие, приподняла щеколду и осторожно приоткрыла калитку. На неё, в двух шагах, склонив голову набок, пристально смотрел белый алабай. ― Здоровенный ты какой! Зубастый.
Людмила медлила в ожидании, когда мохнатый отойдёт в сторону, не выпуская из рук створку калитки, чтобы захлопнуть её, если у пса созреет план изничтожить непрошеного гостя. Кинув внутрь двора кость, заметила, что алабай бежит за пищей, виляя хвостом. Подкатив чемодан ближе, она вошла. Не так она себе представляла своё возвращение в деревню.
Сумерки сгущали темноту, предзнаменовав рассветный час. Дружок вернулся, обнюхивая Людмилу. От усталости у неё даже дрожи в теле не осталось, лишь желание завалиться на кровать и немного поспать. Собака посмотрела на незакрытую калитку и гавкнула. Люся замкнула щеколду, замерла. Сытый пёс рванул к крыльцу, оборачиваясь, следует ли новая кормилица за ним.
– Принимаешь, значит. ― Выдохнув с облегчением, подошла к двери дома. Подняла перевернутое ведро, достала ключ, о нём тётя писала, о крольчихе на сносях тоже, а вот о Дружке предупредить забыла. Для алабая собака лояльна, слишком быстро допустила чужого на свою территорию. Возможно, сыграло роль то, что пёс услышал знакомые голоса Толика и Саньки, возможно, просто добродушный.
В комнатах запах, застоявшийся от ветхой мебели. Люся открыла окна, проветривая помещение. Едва она добрела до кровати, накрытой лоскутным покрывалом, легла на пышные пуховые подушки, так в одежде и заснула.
Первые ноты рассветной песни петуха были робкими. Он будто распевался перед полноценным выступлением. Людмила сквозь сон подтянула к себе вторую подушку, накрыла голову, заглушая тревожные звуки. Второй заливистый акт кукареканья уверенно нарушил тишину. Люся повернулась на другой бок, пытаясь выдернуть из-под себя покрывало, чтобы избавиться от зябкой прохлады летнего утра. Садовые деревья мерно покачивали ветвями, гонимые дуновением ветерка, цепляясь за раму окна. Вдруг раздался громкий скрежет, аж мороз по коже пробрался. Женщина затаила дыхание, прислушиваясь. Страшно было высовываться и смотреть, что стало причиной звуков. Привыкнув жить на двадцатом этаже в городе, опасностей из окна не ожидаешь. А тут низкий этаж, заборы хлипкие, даже подушку отодвинуть, чтобы посмотреть, что это ‒ жутко. Раздались трепыхания, и как заорала птица эта дивная с подоконника, что есть мочи, кукареку своё почти в ухо. Испуганная Людмила подорвалась резко, сетка кроватная зазвенела.