Жар предательства - стр. 4
– Он оставил завещание. Тебе достались его часы «Ролекс» – единственная вещь, которую он не заложил, наряду с обручальным кольцом. Но не надо по нему горевать. Никто – ни ты, ни я – не смог бы спасти твоего отца от самого себя.
Но я все равно плакала – и в ту первую ночь, и в последующие. После смерти отца мы с мамой стали отдаляться друг от друга. Несмотря на то что именно она всегда оплачивала счета и каким-то чудом обеспечивала нам крышу над головой (и не раз), особой любви по отношению к себе с ее стороны я никогда не чувствовала. Я по-прежнему проводила с ней большую часть каникул, потом отпуска, обязательно раз в неделю звонила ей – в общем, справно исполняла свой дочерний долг. И взяла на вооружение ее строгие принципы в том, что касалось финансовой стабильности – не сори деньгами, откладывай на черный день, – хотя руководствовалась ими в своем собственном ключе. Но когда, несколько лет назад, я начала встречаться с Полом и в один прекрасный день познакомила его с мамой, она, оставшись со мной наедине, с присущей ей прямотой заявила:
– Наконец-то ты выходишь замуж за своего отца.
– Ты несправедлива, – сказала я. У меня аж голова закружилась от ее оскорбительного замечания, словно она залепила мне пощечину.
– Правда всегда несправедлива. И если мои слова заставляют тебя думать, что я, как обычно, бессердечна, пусть будет так. Не пойми меня неправильно – дело не в том, что Пол, на мой взгляд, не обаятелен. Напротив, он – само обаяние. Для мужчины, который на восемнадцать лет старше тебя, он находится в неплохой форме, хоть и одевается как хиппи, как будто только что из Вудстока[7]. И все же он не лишен привлекательности. И ты, конечно, страдала от одиночества, с тех пор как от тебя ушел Дональд.
Дональд был моим первым мужем – и конец нашему трехгодичному браку положила я, о чем маме было хорошо известно.
– Это я ушла от Дональда, – возразила я, слыша себя будто со стороны.
– Потому что он не оставил тебе выбора. И тебя это убило. А теперь ты связалась с человеком, который гораздо старше тебя и такой же безответственный, как твой отец, и…
– Пол вовсе не такой безответственный, как ты думаешь.
– Время покажет.
Мама. Она умерла год назад – у нее внезапно случился инсульт, и она скоропостижно скончалась в возрасте семидесяти одного года.
В салоне ощущалась турбулентность. Я посмотрела в иллюминатор. Самолет пытался прорваться сквозь облака и, немного покачиваясь, шел на посадку. В какой-то момент, при особенно опасном крене, наш сосед, сидевший у прохода, зажмурился.
– Думаешь, пилот знает, что делает? – шепотом спросил у меня Пол.
– У него наверняка есть жена и дети, которых он хотел бы увидеть.
– Или нет.
Мы вошли в зону грозового фронта, и следующие пять минут наш самолет был подобен боксеру-профессионалу, вступившему в неравный бой с более сильным противником: его подбрасывало и трясло от сыплющихся со всех сторон ударов воздушных потоков. Дети завопили громче. Несколько женщин с закрытыми лицами принялись причитать. Наш сосед по-прежнему сидел зажмурившись, шевеля губами в беззвучной молитве.
– Представь, что сейчас все кончится, – сказал Пол. – О чем бы ты думала?
– Мертвые не думают.
– Но, скажем, за мгновение до смерти. О чем бы ты подумала в последний момент?