Жаклин Кеннеди. Американская королева - стр. 64
Джо Кеннеди пережил крах фондовой биржи в 1929 году, продавая без покрытия, а вскоре вновь разбогател на хищнических незаконных операциях с акциями и торговле спиртными напитками, получив в 1933 году через посредничество Джеймса, сына Франклина Д. Рузвельта, исключительное право на продажу виски Haig & Haig. В этом же году на волне легких денег и связей с новым президентом Рузвельтом Джо купил дом в Палм-Биче, зимней резиденции настоящих денежных мешков. В 1934-м Рузвельт, мотивируя свой выбор тем, что «вор вора скорее поймает», назначил Джо Кеннеди главой Комиссии по ценным бумагам и биржевой деятельности, ведомства, вызывавшего раздражение и у отца Джеки, и у ее отчима.
Теперь амбиции Джо Кеннеди простирались далеко за пределы Уолл-стрит; аналитическое чутье бизнесмена подсказало ему, что после краха 1929 года подлинный центр власти переместился с Уолл-стрит в Вашингтон, из бизнеса в правительство и офис президента. Во время выборной кампании 1932 года Кеннеди поддерживал Рузвельта финансово и кулуарно в надежде, что демократы выдвинут его кандидатуру на выборах 1940 года. Как минимум он ожидал получить министерский пост и в итоге был назначен председателем Морской комиссии в Вашингтоне; по секрету ему обещали и продвижение по социальной лестнице, которого они с Роуз так ждали, – должность посла в Лондоне. Здесь на окончательное решение Рузвельта повлиял союзник Джо, Артур Крок (в 1932-м Джо заплатил ему 25 000 долларов, чтобы имя Кеннеди мелькало в газетах). Крок устроил так, что новость просочилась в прессу еще до того, как вопрос был полностью улажен. Джо хотел получить дипломатический пост по весьма простой причине и своему помощнику по Морской комиссии, который сопровождал его в Лондон, сказал так: «Не набирай с собой много багажа, мы только внесем семью в “Реестр высшего света” и сразу назад, а потом в Голливуд – делать фильмы и зарабатывать денежки!»
В феврале 1938 года Джо отбыл в Англию в качестве первого посла-католика при Сент-Джеймсском дворе. Благодаря назначению имя Кеннеди действительно оказалось в светском реестре, что имело важные последствия не только для него самого, но и для трех старших его детей – Джо-младшего, Джона и Кэтлин.
У Джона Кеннеди интерес к мировой политике возник годом раньше, когда он путешествовал с Лемом Биллингсом по Европе и в Нюрнберге был оплеван нацистами. В 1938-м, вернувшись в Европу вместе с семьей, Джек встречался со всеми ключевыми фигурами общественной и политической жизни Великобритании начиная с членов королевской семьи и заводил полезные знакомства с ровесниками-аристократами. «Джон был как раз в том возрасте, чтобы англичане отшлифовали его, – говорил Гор Видал. – Он стал одним из них. Мне всегда казалось, что Джон скорее похож на молодого либерального британского аристократа, чем на американца. Он куда лучше знал английскую историю, чем историю родной страны. Мы с ним обсуждали правительства Палмерстона и Гладстона и проч. В какой-то мере он очень “обританился”. Бобби был слишком молод, чтобы извлечь из этого пользу». В 1939 году Джон в качестве обозревателя европейской политической ситуации гостил в Варшаве у посла Биддла, сделав вывод, что поляки будут драться, а потом объездил Восточную Европу и Палестину. Накануне войны, собирая материал для гарвардской диссертации, посвященной политике умиротворения, Джон снова поехал в Европу вместе со своим другом Байроном Уайтом и 20 августа 1939 года прибыл в Берлин. 3 сентября 1939 года он присутствовал в палате общин, когда Чемберлен объявил войну Германии. Но если его отец крайне расстроился, что его надежды на умиротворение Гитлера рухнули, то Джона вдохновили слова Уинстона Черчилля, чьи книги он прочитал все до единой: «Эта война нужна, чтобы воздвигнуть, как непоколебимые скалы, права личности, чтобы восстановить и возродить самосознание человека».