Зеркало маркизы - стр. 20
– Какие-то бесполезные церемонии, – шептала она себе под нос, но у Музы был прекрасный слух.
– Уверяю вас, деточка, в этом мире имеет смысл только бесполезное и бессмысленное… Сейчас вы пока не поймете моих слов, но потом непременно вспомните о них.
«Ну да, конечно», – хочется сказать Анне, однако она сдерживается. После завтрака и массажа ее ждет очередной урок. Муза высмеяла походку Анны, но старушка не может показать ей – как надо ходить. Бедняжка уже три года сидит в инвалидном кресле после инсульта, разбившего ее вселенную на мелкие осколки. Теперь старушка может только объяснять теорию и очень сердится при этом. Анна думает, что студенты Музы, должно быть, боялись ее чуть ли не до заикания. После завершения театральной и кинематографической карьеры Муза преподавала в театральном училище, она любила об этом вспоминать, но никто из выпускников ее не навещал. Неудивительно, если иметь в виду отвратительный, в сущности, характер старушки.
– Плечи распрями, дурища! – покрикивала она на Анну.
Она учила Анну пользоваться косметикой.
– Ты не красишься, потому что хочешь себя за что-то наказать? Или считаешь себя и без того красивой? В чем-то ты права, у тебя идеальная кожа, но глазки можно было бы и подчеркнуть, а губам не повредит капля блеска.
Муза вывернула свою косметичку – каких только чудес не отыскалось в ней и какие новые названия узнала Анна: глиттер, хайлайтер, консилер. Наставница показала ей, как сделать лицо у́же, глаза – больше, губы – соблазнительней.
– С чего бы тебе не пользоваться косметикой, глупышка? Тем более сейчас, когда все можно купить без труда? Вот мы, я помню…
Муза пускалась в воспоминания.
Тушь раньше была в продаже одного вида – сухой черный брусочек в картонной коробочке с пластмассовой неудобной кисточкой, которая заменялась выдумщицами на детскую зубную щетку. Особой популярностью пользовались «Ленинградская» и «Бархатная». Разработчики продукта мыслили, вероятно, что тушь дамочки будут разводить водой. Некоторые выпендрежницы поступали именно так, но чаще все же в тушь плевали – с душой, с прицелом. Тем более что только оплеванная тушь приобретала нужную консистенцию.
Из импортных особенно котировались тушь «Ланком», «Луи Филипп» и итальянская «Pupa». Стоила она дорого, ее расходовали лишь по торжественным случаям. Когда тушь заканчивалась настолько, что ее уже было невозможно развести ни водой, ни спиртом, блестящий иноземный футляр начиняли кондовым отечественным продуктом. Мелко стругали брусок «Театральной» и заталкивали внутрь, туда же заливали глазные капли.
Самые смелые красавицы покупали тушь у цыганок, варивших вожделенный продукт из толченого грифеля и мыла. Пользовался славой женский туалет возле ЦУМа, где можно было познакомиться с фарцовщицами. Те из-под полы толкали польскую и французскую косметику, но там могли и обокрасть, и обмануть, так что предприятие выглядело опасным.
А малоимущие красили глаза, представьте, гуталином. Он, конечно, был качественный, не то что нынче. Приличной туши в Стране Советов не могли произвести, а вот гуталину было завались, и такой славный – ни у кого аллергии на него не появлялось. Хотя и мазались им в основном приехавшие из деревень лимитчицы, а те вообще были не склонны к хворям, если исключить последствия абортов.