Размер шрифта
-
+

Зеркало - стр. 14

– Карты лучше. Водки выпьешь – и спишь как убитый. Или бормочешь ересь. А за картишками всю ночь сидишь. И чувства разные: то страх, то ликуешь, то – сердце замрет, бьет, как птица лапками…

– Ты ж проигрался!

– Отыграюсь я, баба Зина. Отыграюсь.

Картежники

Нет, здесь столы покрыты не сукном
Зеленым, – а гнилой клеенкой.
Хруст огуречный снега – за окном.
И вьюга плачет звонко.
А мы сидим. Глаза обведены
Бессонной черной метой.
О карты! Вы меж мира и войны
Летящие планеты.
Засаленной колодою трясу.
Сдаю, дрожа руками.
Я Дамы Пиковой площадную красу
Пью жадными зрачками.
Табачный дым – старинный гобелен…
На вилке – сердоликом —
Селедка… Позабыт и фронт, и плен,
И дочкиного крика
Предсмертный ужас, и глаза жены,
Застывшие небесно…
И этой близкой, яростной войны
Хрип и огонь телесный…
Забыты гимнастерки, ордена,
Зенитки и разрывы…
Ох, карты!.. Лучше всякого вина,
Пока мы в мире – живы…
И бабий, теплый нацепив халат,
Очки на лоб подъявши,
Играет насмерть в карты грек Сократ,
Афинский шкет пропащий.
Играет врукопашную, на дзот
Врага – бросает силы:
Эх, черная одна лишь масть идет,
Собака, до могилы!..
Таращатся бессонные дружки.
Ползет под абажуром
Змеиный дым. Валятся из руки:
Валет, король с прищуром…
И, козырь огненный бросая в гущу всех,
Кто сбился ночью в кучу,
Смеешься ты, Сократ! И хриплый смех —
Над лысиною – тучей.
И шавка тявкает меж многих потных ног,
Носков, сапог и тапок!
И преферанса медленный клубок…
И близкой кухни запах…
И – ты пофилософствуй, грек Сократ,
Тасуя ту колоду,
Между картин, что ведьмами глядят,
И рыжего комода,
И слоников, что у трельяжа в ряд
Так выстроились чинно —
О том, что нету, нет пути назад
В горячие Афины, —
А только есть седые игроки,
И костью пес играет!
И бубны бьют!
И черви – близ ноги
Ползут и умирают!
И пики бьют – наотмашь, под ребро!
И под крестами – люди…
Играй, Сократ.
Проматывай добро.
Твой козырь
завтра будет.
* * *

– Паня, мы в кино уходим!.. Пусть Галка поглядит за Кирюшкой, а то он оборется да мокрый належится!..

– Ну, расфуфырились… Тамарка-то, Тамарка!.. На бигудях небось спала?..

– Не, это в парикмахерской…

– Галка, живо к Калединым!.. Пеленочки Кирюшкины – на этажерке, слева… Молоко подогреешь, Киселиху попросишь или маму, они керосинку разожгут… Галка!..

– Щас иду.

– Только гляди, ничего у Тамары не трогай в коробочках!.. Там у нее украшения лежат – дорогие!.. За них много денежек уплочено!.. Только тронь!..

– Да что ты, Паня, на ребенка наговариваешь, не тронет она ничего, там и трогать-то нечего – одни стекляшки…

– Небось. Дети как сороки – хватают, что блестит. Особенно девки. В нищете растет – на витрины засматривается!.. Давеча в ювелирный занесло нас, так она прилипла к прилавку – силком не отдерешь!.. «Какие, – грит, – камушки красивые!.. Их что, в уши вдевают?..» Вот я те покажу уши!.. И всяки други места… Ишь, козявка, а туда же – за модницами, за балахрыстками норовит!..

– Иди, Галочка. Я из кино пойду – тебе зефир куплю.

– Ой, зефир!..

– Иди, кляча моя долгоногая. Кирюшка уж блажит!.. Да в шкатулках-то, в шкатулках не ройся!..

Брошка

Ох, коробочка какая…
Ты, Кирюшка, не ори —
Крышку быстро я откину…
Погляжу-ка, что внутри…
Ух ты, камешки какие!..
Полосатый вот – агат…
Фиолетовый какой-то —
будто дикий бык, рогат…
Аметист его названье —
он от пьянства, говорят…
Вот его бы Гончарову —
Страница 14