Зеркальный образ - стр. 28
За порогом стояла Ирина. Увидела нож, нахмурилась, толкнула меня в грудь. Я, едва не упав, спиной вперед влетел в прихожую. Хозяйка квартиры шагнула следом и захлопнула дверь.
– Я тебе что говорила? Не лезь к ним! Не обращай внимания!
– Не обращать?.. Ты что, не слышишь? Он ее убивает! И ребенка тоже… Вроде бы.
– Нет там никакого ребенка! Он давно у бабки живет. А убивает он ее через день да каждый… Нет ты погляди, – вновь посмотрев на мой нож, всплеснула руками хозяйка. – Какие мы храбрые! С ножичком! Пошли спасать от зла Вселенную.
– Женщину, – хмуро поправил я. – От убийцы.
– Какая она женщина, ты чего? – покрутила у виска Ирина. – Пьянь перекатная, б…дина обоссанная! И ее ты будешь спасать?
– Она тоже человек! – вскинул я голову.
– А ты готов ради такого человека… – Ирка аж задохнулась. – Пойдешь спасать эту шваль и проткнешь ненароком ушлепка, у которого из человеческого только наколки остались… Ты готов из-за таких человеков зону лет десять топтать?! – Она схватила меня за грудки и затрясла, роняя слезы. – Готов, придурок ты этакий?!.. Я у тебя все ножи, все вилки отберу, если ты такой… такой добренький! Спасатель хренов! Я тебя сейчас так спасу!..
Ирина затолкала меня в комнату и рванула кверху мой джемпер.
– Нет! Ира, нет!!! – завопил я похлеще несчастной Наташки.
Я стал бешено вырываться, но под рукой вдруг оказалась теплая, тугая грудь, почему-то уже обнаженная. Ослепила белизна простыни. Кто расстелил постель?.. С моим сознанием творилось что-то неладное. Оно будто стало озаряться стробоскопическими вспышками. Иркины груди… плоский смуглый живот… бисеринки пота… курчавая поросль… гладкость бедра… И вот уже – влажное горячее тепло… раскрытые жадные губы: «Еще… еще… еще!!!» И – толчки, толчки, толчки!.. Блаженство, сплошное блаженство – сладкой пульсацией по каждому нерву.
Я пришел в себя лежащим навзничь. Абсолютно голый, мокрый от пота, с вынутым мозгом, с выдранным сердцем. Вместо них – вонючие испражнения.
Ирина уже заканчивала одеваться.
– Так что, оставить ножи или забрать? – усмехнулась она.
– Оставить… – прошептал я.
Разумеется, оставить. Нужно же мне будет чем-то себя убить!
Потом я осознал вдруг, что стою на пронизывающем ветру, прислонившись к стене какого-то здания. Я был одет, но почему-то без шапки… «Так же как все, как все, как все…» – застучали в мозгу слова старой песни. В каком еще мозгу? У меня же нет мозга…
А надо мной вовсю измывался ночной город. Он щерился черными окнами спящих квартир, скабрезно подмигивал желтыми бельмами светофоров, тряс в пароксизме хохота ветками замерзших деревьев, гудел проводами, свистел и шипел изредка проносящимися автомобилями.
– Заткнись, сволочь! – процедил я сквозь мертвые от холода губы. Или они уже были мертвыми от смерти? Может мне все-таки хватило решимости?.. Нет, сердце ухало мерзкими упругими толчками. Толчки, толчки, толчки!.. – А-аа! – хрипло завопил я, силясь перекричать саму жизнь, но обращаясь по-прежнему к городу: – Я бы уничтожил тебя! Я так желаю тебя ненавидеть! Но ты сумел себя защитить! Ты прикрылся моей любимой! Я не могу ненавидеть то, что дало мне эту любовь!.. Слышишь, ты, каменный прыщ на жопе Земли! Ты жалкий трус и ублюдок! Я хочу тебя ненавидеть, но я благодарен тебе!
А потом я почувствовал, как за мной задрожала стена. Она мелко тряслась, будто заходясь в тупой злобе. Стало так жутко, что я прыгнул вперед. Поскользнулся, упал вниз лицом, быстро перевернулся на спину, отчетливо представляя, как рушится на меня расколотое гневом города здание.