Зеркальный лабиринт - стр. 42
Восемь девочек и девять мальчиков – это максимально возможный порог для многодетной семьи. То есть, мы получаем самые большие льготы в стране. У нас две машины и личный водитель – престарелый безымянный мужчина с седыми усами. Однажды он возил маму к мастеру по лицензированию, который занимается удалением детей, и после этого уволился. Мама сказала, что водитель сошел с ума. Его бы самого надо удалить.
Дефектные взрослые, как и дефектные дети, говорила мама, не могут нормально жить в нашем мире, поэтому их и надо удалять. У них что-то сбивается в настройках. Дети перестают вести себя как нормальные.
Один из первых моих братьев однажды начал носиться по дому с криками, изображая то ли ветер, то ли ураган. Он дергал занавески, опрокидывал стулья и вопил о том, что собирается закружить всех вокруг волшебным вихрем. Мама сказала, что у него сбилась настройка спокойствия. Подозреваю, что она просто не хотела тратить лишние деньги на перепрошивку. Брата было легче удалить и заказать нового.
А одна сестра как-то раз украла из магазина краску для волос и залила себе всю голову фиолетовой жидкостью. Сестру тоже отвезли к мастеру по лицензированию, а потом красивый розовый автомобиль привез новый кокон.
Несколько лет назад брат с сестрой слишком громко смеялись над фильмом. Они долго не могли остановиться, заливались смехом и катались по полу. Мама влепила брату пощечину, а потом сказала, что если они не прекратят смеяться и не будут мешать ей читать книгу, то живо отправятся к мастеру по лицензированию. Впрочем, брат с сестрой вскоре все равно отправились на одном из маминых авто в центр города и не вернулись. Они слишком громко смеялись, понимаете?
Так же не вернулась сестра, которая однажды разбудила маму ночью, когда отправилась в туалет и хлопнула дверью.
Не вернулся брат, который чавкал и не убирал крошки со стола.
Не вернулся еще один, читающий книгу с фонариком под одеялом – мама проходила мимо детской и заметила тонкий луч света, разрезающий темноту.
И еще десятка два детей, которые чем-то маме не понравились. Лишали ее праздного спокойствия богатой жизни. Отвлекали от перебирания аккаунтов и подсчета накопленных средств. Мама увозила их на проверку, а возвращалась одна.
Проще поменять ребенка, чем воспитать уже испорченного.
Как-то раз я стригла цветы на заднем дворе и заметила нашего бывшего водителя. Он стоял у обочины и махал мне рукой. Хотя мама говорила, что он сошел с ума и наверняка с дефектом, водитель не казался страшным. Поэтому я подошла ближе и поздоровалась.
Мне было уже семнадцать, я не привыкла бояться кого бы то ни было.
Водитель сказал, что вспомнил о моей маме. Его не отпускают жуткие воспоминания о дефектных детях, которых мама заменяла, будто они были севшими батарейками. Он спросил, почему я все еще живу к этом доме? Почему меня до сих пор не признали дефектной?
Я ответила, что все дело в ностальгии. Мама скучает по прошлому, перебирает ссылки, которые остались на память от бабушки. Она любит просто так разглядывать меня, ощупывать лицо, водить пальцами по рыжим волосам. Что-то она чувствует, глядя на меня. Поэтому позволяет слишком громко хлопать дверью или не всегда мыть посуду сразу после еды.
Водитель сказал, что ностальгия – это хорошо, просто замечательно, а потом спросил, знаю ли я, что моя мама сошла с ума?