Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - стр. 62
– Кто стрелял?! Кто разрешил?!
Я делаю два шага вперед.
– Все стреляли, товарищ капитан, а команду я дал.
– Ты кто такой?! Ты…
Ой, товарищ капитан, и где же вы таких выражений набрались? Ф-фу, как некрасиво! И руками у меня перед лицом махать не надо, еще заденете ненароком. Ну и выхлоп у тебя, капитан. Вчерашний? Нет, похоже, уже сегодня успел причаститься.
– За что под трибунал, товарищ капитан? За обстрел вражеского самолета?
Ах, за самовольную стрельбу по вражескому самолету. Ну да, ну да, существенная разница. Должен же кто-то немецкие самолеты сбивать, пока ты водку хлещешь. Ф-фу, как некрасиво! Все мои родственники нормальные, приличные люди. И у меня с головой все в порядке.
– А я и не знал, товарищ капитан, что на уничтожение врагов нашей Родины ваше персональное разрешение требуется.
Оказывается, все-таки требуется. Но голос уже на полтона ниже и про трибунал уже не заикается. В трибунале и ему самому могут неприятные вопросы задать. Например: Где вы в этот момент были, товарищ капитан? А где ваши взводные командиры в это время находились? И почему вверенной вам батареей командуют все кому не лень?
– Есть десять суток ареста!
Хотя, по моему скромному мнению, хватило бы и пяти, но меня почему-то никто спросить не догадался. До моих ушей доносится еле слышное жужжание. Осторожно поднимаю глаза и вижу набирающую высоту тройку ЛаГГов. Их подняли на перехват разведчика с аэродрома авиационного завода. Только немецкий самолет уже давно исчез, и погоня за ним, как всегда, выльется в бесполезный расход бензина. Сюда бы хоть какую-нибудь радиолокационную станцию и нормальную связь с перехватчиками. Мечты, мечты.
Со спины комбата к нам приближается группа военных. Белые полушубки, комсоставские шинели – полковое начальство пожаловало. Увлеченный разбором моих достоинств Дронников их приближения не заметил, а когда Шлыков пихнул его в бок, было уже поздно – начальство находилось буквально в двух шагах и, судя по вытянувшимся лицам, все слышало. Попал капитан.
– Что? – недовольно встрепенулся оторванный от увлекательного занятия комбат и тут же увидел подошедших.
– Что здесь происходит? – тон стоявшего впереди майора не предвещал ничего хорошего.
– Товарищ майор… – начал Дронников, но его обрывают:
– Постройте батарею.
– Батарея-а, становись! Р-равняйсь! Смирно-о!
Комбат пытается четко печатать шаг, но это у него не слишком получается, майор морщится, будто у него лимон во рту.
– Товарищ майор, личный состав учебной батареи построен! Командир батареи капитан Дронников.
От комбатовского выхлопа майора перекашивает еще сильнее, но он справляется со своей мимикой.
– Здравствуйте, товарищи артиллеристы-зенитчики!
– Здрав-гав-гав, тащ-щ май-ор! – отвечает батарея.
– Поздравляю вас с первыми боевыми стрельбами, проведенными по фашистскому самолету разведчику!
– Ура-а! – отвечают немногочисленные кадровые красноармейцы.
– Ура-а! – подхватывают самые сообразительные.
– Ура-а! – дружно ревет строй.
Майор не обращает внимания на первоначальную заминку и продолжает речь:
– Сегодня вы, можно сказать, заново родились как артиллеристы-зенитчики.
Говорит он минуты три, потом эстафету подхватывает комиссар полка. Этот коротко говорить не может, я даже замерзать начал. Им хорошо в полушубках, а мы в шинелях на морозе стоим, хорошо хоть ветра нет. Все когда-нибудь заканчивается, комиссарская речь тоже подошла к концу, и мы дождались команды «разойдись». Я вижу, что майор отзывает Дронникова в сторону и что-то ему втирает, комбат вяло возражает. В конце концов, майору это надоедает, и он быстрым шагом уходит в направлении штаба. За ним устремляется свита и плетется Дронников. В батарею он вернулся часа через два, когда мы уже вернулись в казарму. На меня зыркнул волком, но про «губу» уже не заикался. А через два дня нам представили нового комбата.