Земные радости - стр. 37
– Вряд ли это идеальное место.
– Конечно, после Теобальдса, – вздохнула Элизабет.
Традескант сразу увидел, что румянец и счастливое выражение исчезли с ее лица. Теперь она выглядела уставшей.
– Элизабет! – опомнился он. – Я не то имел в виду…
Однако она уже отвернулась и направилась к дому. Джон поспешил следом и был почти готов взять ее за руку, но дурацкая робость остановила этот порыв.
– Элизабет, – повторил он более нежным голосом.
Она заколебалась, но не обернулась, лишь прошептала:
– Я боялась, ты бросил меня. Опасалась, что ты женился на мне только из-за обязательств, что получишь мое приданое и после этого никогда не приедешь.
Традескант был ошеломлен ее словами:
– Что за глупости! Конечно я бы приехал! Я взял тебя в супруги с честными намерениями! Конечно я бы приехал!
Элизабет опустила голову, подняла фартук и промокнула глаза.
– Ты не писал, – укорила она. – А прошло уже два месяца.
На сей раз отвернулся Джон. Он бросил взгляд в сторону от дома, туда, где его лошадь паслась на крошечном пастбище, на холм, где возвышалась церковь с квадратной колокольней, указывающей в небо.
– Это верно, – коротко отозвался он – Но я собирался написать…
Его жена подняла голову, все еще стоя к нему спиной. Джон подумал, что они выглядят как пара идиотов, отвернувшихся друг от друга, вместо того чтобы обниматься.
– Почему же ты не писал? – поинтересовалась Элизабет.
Традескант откашлялся, пытаясь скрыть смущение.
– Я не очень-то умею писать, – неловко проговорил он. – То есть совсем не умею. Читать немножко могу, понимаю очень хорошо, а вот писать не обучен. Да и в любом случае… я бы не знал, что сказать.
Теперь каблуком сапога для верховой езды Джон ковырял пыль в углу ее маленького квадратного дворика, испещренного следами цыплячьих лапок. Наконец Элизабет обернулась.
– А что бы ты сказал, если бы собрался написать мне? – полюбопытствовала она.
Ее голос был мягким и соблазнительным; на такой голос реагируют мужчины, такой голос приковывает навсегда. Джон устоял перед соблазном крутануться на каблуках, схватить Элизабет и зарыться лицом в ее шею.
– Я бы сказал, что сожалею, – хрипло произнес он. – Сожалею, что был в дурном настроении в нашу первую брачную ночь, что утром мне пришлось тебя оставить. Когда я рассвирепел из-за этих орущих придурков, я был уверен, что у нас будет следующий день, который мы проведем в покое, что все неудачи я исправлю. Я надеялся, что мы проснемся рано утром и я буду любить тебя. Но потом явился гонец, я отправился в Лондон, и у меня не было возможности сказать о том, что я сожалею.
Неуверенно она шагнула вперед и положила руку ему на плечо.
– Я тоже сожалею, – ответила она просто. – Я думала, мужчинам легче, ведь они делают только то, что хочется. Я боялась, что ты не спал со мной потому… – Голос ее пресекся, и она чуть слышно закончила: – Потому что я отвратительна тебе. И ты уехал в Теобальдс, чтобы больше никогда меня не видеть.
Джон вихрем повернулся к жене и прижал ее к сердцу.
– Нет! – с пылом возразил он. – Ты вовсе не отвратительна.
Элизабет не выдержала и разрыдалась. Она была теплой в его руках, и кожа у нее была мягкой. Он поцеловал ее лицо и мокрые глаза, ее гладкую ароматную шею и ямочки на ключицах в вырезе платья. Вдруг желание разлилось по его телу так же неукротимо и естественно, как весенняя гроза проносится над лугом. Он подхватил жену на руки, внес в дом, пинком захлопнул за собой дверь и уложил Элизабет на коврик перед слабым огоньком камина, где она одна-одинешенька провела много долгих вечеров. Традескант любил ее, пока не стемнело, и только свет пламени освещал их сплетенные тела.