Земляноиды - стр. 13
А потусторонние жизни всё прижимались к окнам снаружи. Ночью их присутствие ощущалось особенно чётко – и, хотя было страшновато, каждая клеточка моей плоти так и зудела от возбуждения.
Наутро сестра закатила истерику.
– Хочу домой! – визжала она сквозь слёзы. – Ненавижу здесь всё! Поедем обратно, сейчас же!
У моей сестрицы повышенная волосатость, поэтому в школе её дразнят «кроманьонкой». Об этом рассказала мне Канáэ, чья сестра из одного класса с моей. Да и мои ровесники не раз кричали мне в спину:
– Эй! Это твоя сестрёнка – кроманьонка?
Школу она ненавидела и прогуливала нещадно. Обычная история: пора уже из дому выходить, а она ещё носа не высунула из спальни. Да так и валяется потом дома весь день под заботливым маминым крылышком.
И уж для неё-то летние каникулы, по идее, должны были стать отдушиной. Но в первый же вечер Ёта спросил у одной из тётушек, зачем Кисэ отращивает усы. Остальные тётушки очень быстро об этом узнали – и утром, во время завтрака, ворвались в столовую целой толпой, дабы убедиться в услышанном своими глазами. Кисэ, понятно, тут же забилась в конвульсиях.
– Ты видишь, Ёта, что случается, если девочек дразнить?! – возмутилась одна из тётушек. – Немедленно проси у Кисэ прощения!
Ёта разревелся и стал извиняться, размазывая слёзы по щекам. Но рыданий сестрицы это не уняло.
– Ну что с ними делать… Кисэ, деточка!.. И часто у тебя такие приступы? – запричитали всё тётушки напере- бой.
А Кисэ вцепилась в маму и больше не отходила от неё ни на шаг. Мало того – как и при каждом стрессе, её начало тошнить. Весь остаток дня она повторяла: «Мне плохо! Поедем домой!» – и к вечеру мама забила тревогу.
– Бесполезно! Её уже лихорадит. Давай вернёмся?
– Ну что ж… Если всё так плохо… – беспомощно развёл руками папа.
А Ёта всё ходил за сестрицей по пятам, как привидение, и стенал.
– Прости-и меня, Кисэ-э… Прости-и! – только и повторял он, хотя ей от этого легче не становилось.
– Разбаловали вы её! – покачал головой дядюшка Такахи́ро. Но дядюшка Тэруёси сказал:
– Ну зачем так спешить? Здесь свежий воздух. Выспится хорошенько и сразу повеселеет! Правда, Кисэ?
Но сколько принцессу ни уговаривали, оставаться она не хотела ни в какую, и в итоге мама сломалась.
– Утром поедем домой! – объявила она устало. Мне же только и оставалось, что кивнуть.
В шесть утра, как условлено, мы с Юу встретились за старым сараем.
– Ну? Куда пойдём?
– На кладбище.
– Зачем?! – удивился он.
– Юу! Сегодня мне придётся уехать. И я просто должна попросить тебя… Пожалуйста, женись на мне!
От такой «просьбы» Юу оторопел.
– Жениться? – эхом отозвался он.
– Но мы же не увидимся аж до следующего лета! Я смогу это пережить, только если мы будем женаты… Прошу тебя!
Услышав, как я самоубийственно серьёзна, Юу кивнул.
– Ладно. Давай поженимся, Нацуки.
И мы, на цыпочках выскользнув за ворота, понеслись по тропинке меж рисовых полей к семейному кладбищу.
Добежав до могил[17], я спустила на землю рюкзак, вынула Пьюта и примостила на каменной полочке для подношений.
– О, пастор Пьют! – попросила я. – Донеси нашу молитву до Предков!
– А они точно нас не накажут? – нахмурился было Юу.
– За что же им наказывать парочку влюблённых, которые хотят пожениться? – удивилась я.
Саму же молитву я пищала голосом Пьюта, поскольку сам он говорить не умел.