Земля святого Николая - стр. 17
***
Ольга поднимала ветки черёмухи над головой. Дятел барабанил по стволу, заливался соловей. Ветер замер, ни одно деревце не шумело. В воздухе прогудел майский жук и шлёпнулся на лист лещины. Ямочки играли на Ольгиных щеках: не иначе – Матвей затаился где-то здесь. Она раздвинула зелёные ветки рябины – вспугнула с соседнего куста большую птицу. И снова вышла на опушку, где вдалеке желтели крыши крестьянских изб.
Кто-то сзади обнял её за плечи.
– Я знал, что ты придёшь, Ольга, мой прекрасный ландыш! – Матвей протянул букет. Душистый! М-м-м…
Не счастье ли юности – гулять до сумерек, слушать звонкие переливы соловья и не знать, когда вернутся от соседей родители? Счастье дерзкое. Свобода дыхания. Кому ещё отдать это время, как не милому другу?
– Что ваши отношения с графом Будрейским?
– Я не знаю, Матвей, что будет дальше, – Ольга ткнулась ему в плечо. – Мне страшно думать о будущем. Если бы всё оставалось как сейчас, и ничего не менялось бы, и я всегда была бы с тобою!
Да и Матвей о будущем думать не хотел. Все семнадцать нежных лет их дружба жила одним настоящим. Ольга была всегда – как солнце в небе. Думаешь ли о том, каким будет с солнцем грядущий день?
***
Утром 19-го мая Евдокия ещё перед рассветом слышала шаги отца в комнатах. В спальню тихо вошла Палаша в белой косынке, завязанной под русой косой. Принесла чай с печеньем.
– Барышня, вы не спите?
Серебро разгорячилось донышком чашки – коленям под одеялом стало тепло-тепло от подноса.
– Фёдор Николаич просят вас одеться и зайти к ним.
Руки Евдокии дрогнули – чай едва не ошпарил рубашку. Девка подставила блюдце.
– А я давеча Таню видала. Вы представляете, барышня, Танька говорит, что, мол, барин молодой с крепостными так уважительно разговаривает…
– Довольно, Палаша. Ступай и скажи Фёдору Николаевичу, что я сейчас приду.
– Одеваться-причёсываться прикажете?
– Ступай. Сама оденусь.
Серое утреннее платье с белыми воротниками, пояс с пряжкой чуть выше талии, две толстые косы… Почему папенька так рано вызывает? Не иначе как дело серьёзное.
Фёдор Николаевич ждал в своём кабинете за письменным столом.
– Заходи, Дуня. Садись, – ласково сказал он, не поднимая глаз.
Евдокия осталась в дверях.
– Видишь ли, дочь, разговор к тебе есть… Первино спасать надобно. Не в те руки оно попало – пропадут даром все дедовы старания. Божьей милостью я нашёл решение. Надежда лишь на тебя…
– Папенька, ежели вы задумали что-то нечестное, то я не желаю быть причастной к этому.
– Не бойся, дочь, греха совершать я не собираюсь. Дуня, тебе уже девятнадцать. Не стану ходить вокруг да около – я нашёл для тебя жениха.
– Кто это? – она смотрела на отца взглядом соколёнка.
– Князь Сергей Павлович Дрёмин. Он гостит нынче у Добровских, полковой приятель Кости.
Евдокия побледнела.
– Поверь, Дуня, это достойный человек. Ему двадцать пять лет. Он хорош собою, знатен, служит в гвардии и… главное – богат! У него дом в Петербурге – наследство покойной матери, земли в соседних губерниях и два имения в Малороссии…
– Но, папенька… я не хочу жить в Петербурге. Я хочу остаться здесь, с вами…
– Здесь останется Ольга! – Фёдор Николаевич пристукнул по столу указательным пальцем. – Ты выйдешь за князя. Вы поможете нам поправить положение и выкупить Первино у Будрейского в приданое для твоей сестры.