Земля от пустыни Син - стр. 24
– Мужчина, вам кого нужно? – доносится из открытого окна.
– Левитина Глафира Петровна, – Костя поднимает голову вверх на голос.
– Там! – лаконично указывает высунувшаяся из окна рука.
– Таня! Кажется, это здесь, – зовет он.
Они топают вверх по узкой пыльной лестнице, куда выходят массивные дубовые двери со множеством фамилий, и звонят.
– К Глафире Петровне? По коридору в конец и – направо, – объясняет соседка. – Входите без стука, она все равно не слышит. – И напутствует вслед: – Кричите в ухо, когда будете общаться.
Но общения не происходит.
В полутемной комнатке, забитой ветхими, полуистлевшими антикварными вещами – какими-то статуэтками, книгами с оторванными переплетами, бумагами, подсвечниками, немытыми чашками, продавленным креслом, еле удерживающим равновесие столом, – на кровати со скомканной простыней, накрытое тонким байковым одеяльцем, лежит маленькое иссохшее от старости тельце и, кажется, дремлет.
Костя подходит к тельцу вплотную и, нагнувшись, тихо и настойчиво повторяет несколько раз:
– Глафира Петровна!.. Здравствуйте, Глафира Петровна!..
Наконец тельце слегка приподымает голову и делает слабый поворот в сторону звука:
– Кто здесь?
– Здравствуйте, Глафира Петровна! – почти кричит Костя. – Мы от Маргариты Петровны! Мы – ее внуки, из Москвы!
– Здравствуйте… – слабо откликается тельце, и голова бессильно падает на подушку.
Костя стоит и не знает, что сказать еще, как себя вести, беспомощно смотрит на Таню.
– Я устала, посплю немножко… – почти беззвучно шепчет Глафира Петровна – А вы садитесь…
Они оба присаживаются на край венского стула, который стоит возле кровати, и сидят без движения несколько минут, потом на цыпочках, чтобы не потревожить, выходят в коридор.
Услышав их шаги, на пороге своей комнаты появляется соседка.
– Ну, что? Говорила что-нибудь?
Костя только вздыхает и мотает головой.
– Понятно. Она уже совсем плоха. Со дня на день ждем… – соседка не договаривает, потому что и так ясно, чего «ждут».
– А если ее куда-нибудь в больницу? Или в дом для престарелых? – спрашивает Таня.
– Да что вы! Таких ведь никуда не берут! Кому хочется возиться с безнадежными? Ее ведь на руках носить нужно на горшок, либо утку ставить… А еще хуже, когда прямо в постель… По-всякому бывает…
– Но как же они?..
– А вот так… как видите…
Когда, отдав соседке конвертик с деньгами, они выходят на улицу, Костя задумчиво говорит:
– Как-то раз Юрка Бачинин после смерти его бабушки сказал: «Как отвратительна старость! Лучше не доживать до нее».
– Я боюсь думать о смерти, – печально произносит Таня, – из моих родственников еще никто не умирал. То есть, после моего рождения никто не умирал…
– Да… Что скажем теперь бабушке? Она ведь не предполагает такого, расстроится…
6
Сёмка сваливается неожиданно, хотя новость о его приезде облетела всех родственников и знакомых уже давно и в Москве его уже давно ждут.
Проходит несколько месяцев, но Сёмка не дает о себе знать.
И вот однажды он попросту звонит по телефону и говорит Маргарите Петровне, что завтра придет в гости.
– А когда ты приехал? – спрашивает Маргарита Петровна таким невозмутимым тоном, как будто разговаривала с ним вчера.
– Неделю назад.
Сёмка худой, подвижный, почти лысый. Остатки волос, подкрашенных в желтый цвет хной, прилизаны и зачесаны назад. Глаза узкие, колючие, лицо худое и желчное, готовое в любой момент изменить свое выражение от радости до злой иронии. Впечатление, что он словно что-то высматривает, что-то про себя про каждого решает. Он все время нервно щелкает пальцами, и это может раздражать окружающих.