Размер шрифта
-
+

Земля от пустыни Син - стр. 19

– Но ведь вы были замужем?

– К тому времени уже не была.

Маргарита Петровна, чувствуя, что нашла в Тане благодарную слушательницу, воодушевляется и начинает рассказывать историю своей молодости.

– Понимаешь, я влюбилась в сына раввина. Оба мы были молодые, красивые, познакомились в кружке, который посещали тогда многие молодые люди. И оба были неверующими. А так как мой отец хотел выдать меня замуж только за богатого купца, то однажды я попросту ушла из дому – бежала с ним, и мы стали жить вместе, в свободном браке. Это тоже было модно. Отец сказал, чтобы я больше не возвращалась, что он меня никогда не простит. Через девять месяцев родился Николай Семенович. Мы назвали его Наум. Это уже потом переделали его имя на русский лад – когда паспорта меняли, так легче было. Поэтому Сева – Всеволод Наумович, а Костя – он уже Константин Николаевич.

– Как? У них разные отчества?! У родных братьев?

– Конечно. А ты не знала? – хихикает бабушка. – У Севы – то отчество, которое записали при рождении, потому что у Николая Семеновича в то время в паспорте стояло: Наум.

– Но они же родные братья! – недоумевает Таня.

– Что же делать? Так получилось, поменять отчество было труднее. Я тоже Пейсаховна по паспорту… Так вот, – продолжает Маргарита Петровна, – в один прекрасный день я осталась одна – отец моего Нёмочки преспокойно укатил за границу, в Швецию.

– А почему вы с ним не поехали?

Бабушка недоуменно поднимает брови:

– У меня даже мысли такой не возникло! Когда после революции уезжали, бежали, наша семья ни разу не подумала, что и мы можем уехать куда-то. У Майи Михайловны семья тоже никуда не двинулась. Так же, как наша… Как многие другие… Но, между прочим, большинство ее родственников уехало сразу, а те, кто остались, позднее тоже старались уехать. Поэтому почти все ее двоюродные сестры и братья живут сейчас в Израиле. В Москве теперь только одна племянница, Тэра.

– Но потом отец Николая Семеновича вернулся? – спрашивает Таня.

– Нет. Написал один раз, что хочет учиться, что семья ему мешает и что он не хочет себя связывать никакими узами. И исчез.

– И вы не знаете, где он теперь?

– Одно время доходили слухи. В Швеции он стал раввином, представь себе. Пошел по стопам отца.

– А если бы вы послали ему письмо?

– Зачем? Я его сразу списала со счетов. Для меня он перестал существовать, я вычеркнула его из своей памяти навсегда! Я поняла, что совершила ошибку, связав свою молодость с таким человеком, – Маргарита Петровна смеется сухим, бесцветным, старческим смехом, похожим на кашель. – Николай Семенович своего родного отца никогда не видел и не знал, и фамилия у него Левитин – моя, нашей семьи.

– Так значит, у Кости должна быть другая фамилия?!

– Ну, вообще-то да. Фамилия была Мессиз. Такой магазин, говорят, есть в Нью-Йорке, хотя кто знает, чей он. Какая разница, в конце концов, чью фамилию носить? Николай Семенович получил фамилию нашей семьи.

– Но ведь вы ушли от семьи.

– Потом я вернулась.

– И вас приняли?

– Да, отец все-таки простил. Я пришла и встала перед ним, с ребенком на руках. И он понял: куда бы я пошла одна в то время? И он простил. Мы никогда об этом не вспоминаем. Отцом Николая Семеновича был всегда отчим, мой замечательный покойный муж, с которым я познакомилась во время гражданской войны.

Страница 19