Земля мертвых - стр. 27
– Эх, помрет бортник, и не станет на земле деревни Тярлево, – в который раз покачал головой Зализа. – А жаль. И деревни жаль, и меда, что отсюда приносят, тоже жаль.
Всадники поворотили коней налево – впереди в паре верст лежало очередное болото. Огибать его пришлось почти два часа, зато перейдя вброд безымянный ручей в косую сажень шириной, засечный отряд выбрался на обширный луг, заболачиваемый по весне и осени, но зато пересыхающий летом – скачи, не хочу! Через пару верст впереди зашелестели кронами березы, окаймляющие два мелких озерца. Проход между ними имелся только один, и отряд снова сбился вместе, втягиваясь на узкую тропу. За озером тропа раздваивалась: налево, на запад, уходила дорожка к Вилози и Инойлову, угодьям служилого боярина Михайлова, и дальше, вкруг болот, на Копорье; и направо, к камышовым берегам Невской губы, к богатым уткой протокам, а если дальше – но и к самой Неве, сквозь здешние комариные топи.
На самом россохе[68] у маленького бездымного костерка сидел на седле кудрявый рыжий воин в простенькой кольчуге с зерцалом[69] и вдумчиво, никуда не торопясь, обгрызал голубиные косточки. Птица явно была не первой, судя по количеству перьев и костей, рассыпанных по траве. Неподалеку два расседланных коня пощипывали травку, густо растущую в редком березняке.
– Ты что здесь, Феня? – удивился опричник, поглаживая ладонью шею коня.
– Василий вчера ввечеру ладью на той стороне губы видел, – воин спешно заглотил последние кусочки мяса, уцелевшие на ребрах, отбросил обглоданный скелет и вытер пальцы о траву. – Он к горловине Ижоры поскакал следить, а я к вам навстречу.
– Кто?
– На свенов похожи, – неуверенно предположил воин. – Голов десять торчало.
– Костер жгли?
– Толку-то? Темнело…
– Седлай своего гнедого, Феофан, – распорядился Зализа, спрыгивая на землю, – поехали.
Пока рыжий засечник собирался в дорогу, остальные немного размяли ноги, позволив лошадям пощипать травку, а затем все вместе устремились по ведущей к Неве неизменно влажной тропе. Верст через пять ручей, ставший немного шире, пришлось пересечь в обратном направлении, перевалить череду поросших низким ивняком холмов. Под копытами больше не чавкало, кустарник сменился березовыми рощами, перемежающимися с небольшими прогалинами. Широкой рысью отряд преодолел последние версты и вышел к Неве точно у устья Ижоры.
Василий Дворкин, так же, как и его напарник, предоставил коней самим себе, и валялся на невысоком берегу среди коричневатых колосков спелой травы. Он настолько расслабился, что скинул не только шлем, но и куяк.
Обернувшись на топот, он выплюнул недожеванную травинку и, недовольно морщась, поднялся.
– Пару часов назад они мимо прошли, Степан. Тринадцать голов, все при доспехах, две пищали. Кто такие, непонятно. То ли чудь, то ли жмудины, то ли свены. На литовцев.[70] озорующих непохожи – драные какие-то, нечесаные. Для корсаров ганзейских струг маловат. В Ладогу не войдут, новгородцы с Орехового острова их сразу на дно пустят. Мачта, опять же, съемная. Думаю, хотят они вверх по реке какой подняться, да селения встречные обхапать[71] Ижору мимо прошли, дальше двинулись.
– Проводник был?
– На местных никто не похож, – покачал головой Василий. – Дайте коням отдохнуть, запарили совсем. Далеко против течения не уйдут.